daffka
|
Естественно! Ведь речь не идёт о диких животных, которых мы немножечко приручим, покормим и опять в лес выкинем. Средняя кошачья жизнь на улице - около 7 лет, хотя бывает и дольше. Что такое 7 лет для человека? Вот и получается, что уж если живёт зверь на улице, то мы вполне в состоянии ему жизнь облегчить и улучшить. А то, что вы описАли, больше похоже на ситуацию выбрасывания домашнего на улицу. Вот тот действительно беспомощен перед холодами и голодом. Где- то я читала, что в Англии, недалеко от их парламента? что ли, живёт много дворовых кошек, и все важные дяди, идя на свою службу, считают за честь отвалить котам кусочек того, что им жёны с собой положили:-))))). А мер города Лодзи, знакомая своими ушами слышала по радио, призывал зимой открыть подвалы, чтобы бездомные коты могли пережить морозы, а люди , благодаря этому, избавились от крыс и мышей. А в Питере в Эрмитаже живёт около 50 дворовых котов. Там даже есть должность специальная у человека - уход за животными . А книга "Коты Эрмитажа" - на двух языках и очень дорогая! Вывод: зверьё надо уважать и подпитывать!!!!!!!!
Добавлено: 12 Март 2011, 21:16:39 Я И ТЫ ПОД ПЕРСИКОВЫМИ ОБЛАКАМИ Это история одной любви, бесконечной любви, не требующей доказательств. И главное – любви неослабной, не тяготящейся однообразием дней, наоборот, стремящейся к тому, чтобы однообразие это длилось вечно. Он – прототип одного из героев моего романа. Собственно, он и есть герой моего романа, пожалуй, единственный, кому незачем менять имя, характер и общественный статус, которого я перенесла из жизни целиком на страницы, не смущаясь и не извиняясь за свою авторскую бесцеремонность. В этом нет ни капли пренебрежения, я вообще очень серьёзно к нему отношусь. Более серьёзно, чем ко многим людям. Потому что он – личность, как принято говорить в таких случаях. Да, он – собака. Небольшой мохнатый пёсик породы «тибетский терьер», как уверяет наш ветеринар Эдик. …Когда, первостатейно обложив оглушительным лаем очередного гостя, то есть проявив положенное представительство, он смиряется с временным присутствием в доме чужого, он как бы снимает мундир, расслабляет галстук и облачается в домашнюю куртку. Тем более что гости перешли в кухню и сидят за столом, над которым, как водоросли, колышутся густые запахи мяса, колбас, салатов, квашеной капустки, которой Кондрат тоже не прочь отдать дань уважения. …Тактика проста. Вначале он садится у ног приступившего к трапезе голодного гостя и минуты три вообще не даёт о себе знать. Этюд под условным названием «А я тут по делу пробегал, дай, думаю, взгляну – что дают…». Когда гость заморил самого назойливого первого червячка и расселся поудобнее, Кондрат приподнимается, присаживается поближе, складывает физиономию в умильно – скромное любование и, склонив набок башку, несколько минут сидит довольно кротко с выражением скорее приглашающим – «Угостите собачку», - чем требовательным. Если гость не дурак и слабину не даёт, Кондрат, сидя на заднице, протягивает лапу и треплет гостя по коленке – дай, мол, дядя, не жадись… Как правило, этот пугающе человеческий жест приводит гостя в смятение. - Чего тебе, пёсик? – спрашивает он, опасливо косясь на Кондрата, настойчиво глядящего прямо в глаза нахалу, так вольно сидящему за семейным столом. – Дать ему кусочек? – неуверенно спрашивает меня гость. - Ни в коем случае! – говорю я. – Кондрат! А ну, отвали! Щас получишь раза! Немедленно отстань от Саши (Иры, Маши, Игоря)! Несколько секунд Кондрат молча пережидает, провожая тяжёлым взглядом каждый кусок, который гость отправляет в рот. На морде выражение сардоническое и высокомерное, что – то вроде: «А харя твоя не треснет?». Потом, словно нехотя, поднимается опять на задние лапы и на этот раз уже дотягивается передней лапой до руки с вилкой. И требовательно треплет эту руку. На этот раз подтекст: «Не зарывайся, дядя, не кусочничай. Угости честную собаку». …Вообще, поразительны его позы, в которых он копирует хозяев. В жестах, привычках и манерах очеловечился до безобразия. Например, полулежит на диване в совершенно человечьей позе, опершись спиной на подушки, передние лапы расслаблено покоятся на брюхе и кажется, будь на них пальцы, он бы ими почёсывал поросшую нежной белой шерстью грудку. Если б мне впервые показали такого где – нибудь в чужом доме, я бы испугалась. …Мой возлюбленный пёс! Когда вот так мы стоим с тобой, в молчаливой задумчивости, на высоком гребне нашего перевала, под персиковыми облаками нового утра, - что видишь ты там, на холмах Иерусалима? Чем ты заворожен? Что за собачий тебе интерес в этих колокольнях, и башнях, и куполах, в этих старых садах и дорогах? Или твоя преданность хозяйке достигает того высочайшего предела, когда возвышенные чувства сливаются в единой вибрации духа в тех горних краях, где нет уже ни эллина, ни иудея, ни пса, ни человека, а есть только сверкающая животная радость бытия, которую все Божьи твари – и я, и ты – чувствуют равно? Нет такой преданности в человечьем мире. Проклятая моя трусливая страсть заглядывать за толщу ещё не прочитанных страниц уже нашёптывает мне о том времени, когда тебя не будет рядом. Возлюбленный мой пёс, не оставляй меня, следуй за мной и дальше, дальше – за ту черту, где мы когда – нибудь снова будем любоваться на вечных холмах куполами и башнями другого уже, небесного Иерусалима…
|