|
668899
|
Девочки, ну очень хочется поделиться с Вами этой статьей, уж очень она необычно написана Исповедь младенца
Это был самый прекрасный момент в моей жизни. Маленькой сияющей звёздочкой я летел по ночному небу, в потоке тысяч таких же огоньков. Подо мной простиралась голубая, дышащая жизнью планета.
И вдруг я увидел ИХ. Это были ОН и ОНА, прекрасные в своей любви, в своём единении. Я не видел ИХ лиц, не слышал голосов, не помню ничего, кроме волшебной торжественной музыки, захватившей меня целиком и манящей с неведомой мне до сих пор силой. Я устремился к НИМ, забыв обо всём на свете, боясь лишь не успеть, как будто ОНИ могли раствориться, исчезнуть среди этого океана человеческих жизней.
И когда я понял, что успел, что теперь мы – одно целое, что теперь ОНИ принадлежат мне, а я – ИМ, только тогда я смог ощутить полное и безмятежное спокойствие. И радость от того, что Я ЕСТЬ! Я СУЩЕСТВУЮ! Я ЖИВУ!
Первое время я жил этой радостью. Я слышал биение сердца ТОЙ, чьё чрево стало моей колыбелью, - и этот ритм был ритмом моей жизни. Я слышал ЕЁ голос, глубокий и мелодичный, - и это была мелодия моей жизни. Я был пронизан насквозь ЕЁ чувствами, ЕЁ переживаниями, я питался ЕЁ пищей, испытывал ЕЁ боль, видел ЕЁ сны…
Иногда, как будто издалека, я слышал и ЕГО. Всё чаще этот голос звучал холодно и жёстко, и тогда я сжимался в комочек от ЕЁ боли и отчаяния. А потом что-то горькое обволакивало меня, отчего я погружался в забытье, теряя ощущение времени и себя. В какой-то день ОНА чувствовала себя так одиноко, как будто не знала, что у НЕЁ есть я – есть всегда, каждую секунду, независимо от того, что ОНА делает или думает, хочет ОНА того или нет. И я толкнул.
Это был самый печальный момент моей жизни. Я толкнул ЕЁ, чтобы сказать: «Эй! Я тут! Я с ТОБОЙ! Разве это не счастье?!» Но счастья не последовало… Страх и отчаяние пришли вместо него. И я понял, что я – это не счастье.
Какое-то время я метался, не зная, как и чем мне теперь жить. И жить ли вообще? Но потом я решил: всё равно нельзя бросать ЕЁ. И раз счастье – это не я, значит, моим счастьем будет ОНА. И стал стараться не мешать ЕЙ, затаился, сидел себе тихонечко, разделял ЕЁ жизнь со всеми горькими и сладкими минутами… «Когда-нибудь я обязательно пригожусь ЕЙ» - только эта мысль удержала меня тогда от решения умереть. Похоже было, что и ОНА стала привыкать к моему присутствию, как будто согласилась с неизбежным. По крайней мере, иногда я чувствовал тепло её рук, прикасавшихся к животу.
Однажды сквозь обычный шум до меня донёсся звон колоколов, такой прекрасный, как музыка, слышанная мною давно. Мне показалось, что и она потянулась к этому звучанию, я стал изо всех сил шевелить ручками и ножками, не умея иначе сказать ЕЙ: «Иди!» Вдруг чей-то резкий голос сказал: «Ш-л-ю-х-а!» ОНА сжалась вся так, как я сжимался иногда в ЕЁ животе. И пошла прочь - от колоколов. Я слышал ЕЁ плач, глотал ЕЁ слёзы и ещё что-то, уже привычно горькое и дурманящее.
Потом был самый трудный день в моей жизни. Вернее, это была ночь. Мне стало трудно шевелиться, и в мои уши влетали оглушительные крики. Стало невыносимо душно! Мне так захотелось глотнуть свежего воздуха! И я стал пробираться куда-то вперёд, преодолевая давление, боль и страх. Вдруг моё плечо схватил кто-то, затем ловкая рука подцепила мою шею, и яркий свет брызнул в глаза. Я зажмурился от этого света, сжался от холода и - крикнул, вначале тихонечко, а затем во всю свою накопленную за эти месяцы силу: «Посмотри, МАМА! Вот он Я!» Я так долго ждал этой минуты, когда смогу увидеть ЕЁ лицо, ЕЁ глаза, ЕЁ улыбку… Но ОНА отворачивалась, закрывая лицо руками, и плечи ЕЁ тихонько дрожали. Я понял – ОНА плачет. Даже покинув ЕЁ живот, я не сделал ЕЁ счастливее. И я стал тоже плакать, я плакал часто и подолгу, плакал безутешно, повторяя про себя: «Счастье – это не я. Я – не счастье. Я несчастье…»
Какое-то время мы лежали с НЕЮ рядом, она в своей кровати - большой, я в своей – маленькой. С нами были ещё несколько женщин с такими же малышами. Они заботливо хлопотали, каждая над своим чадом, встревожено вскакивали на каждый их звук, будь то писк, кряхтение или крик. Они прикладывали малышей к груди, качали их на руках, гладили их и нежно ворковали над ними. Потом они подносили малышей к окну, показывали их кому-то, радостно и гордо смеялись… Моя МАМА тоже попыталась прикладывать меня к своей груди, но та была пуста, - и мне сунули в рот противную резиновую соску, из которой текла сладкая жидкость. Наевшись, я на время успокаивался, засыпал, забывая, что мне надо плакать, потому что «я - несчастье». А МАМА выходила куда-то, а потом от неё пахло неприятным терпким дымом. Пока её не было, женщины шептали это странное слово: «ш-л-ю-х-а», с горькой жалостью смотрели на меня, поправляли мне одеяльце… А я кричал, я кричал им, что ОНА – самая лучшая на свете, что я ЕЁ никогда не предам, и чтоб они не смели так смотреть на меня и так говорить про НЕЁ!..
Потом ОНА завернула меня в одеяльце, взяла в охапку – и мы пошли, пошли мимо этих женщин, мимо букетов цветов, мимо радостных возгласов. Она меня несла на руках, одна, по сырой серой улице, и мне казалось, будто она прячется, отворачиваясь от встречных, прижимаясь к домам и заборам. А я был счастлив в эти моменты, потому что тогда она прижимала меня к себе, наклоняла ко мне своё лицо, и я чувствовал её тёплое взволнованное дыхание. Так мы пришли Домой.
Дом оказался довольно неприветливым, там было холодно и пусто. За стеной часто шумели люди, звенела посуда, раздавались странные песни… А мы были вдвоём. Хотя на самом деле всё чаще я был один, даже если ОНА была рядом. Это удивительно, как у людей так получается – быть рядом, и в то же время далеко. Оторвавшись от ЕЁ тела, я всё равно был одним целым с ЕЁ страданием. И я страдал. Страдал вместе с НЕЙ. Страдал один, когда ОНА отключалась от жизни в пьяном забытьи. Страдал от НЕЁ, когда на мою боль она отвечала отчаянным раздражением и злобой.
И вот настал тот самый страшный день в моей жизни. Её долго не было. Необычно долго. Я вначале привычно терпел, молчал и ждал. Потом стало невыносимо – и я стал плакать, тихонько, потом громко, потом очень громко… Сколько хватало сил. И дверь распахнулась, и вошла… не ОНА, вошли какие-то чужие тёмные люди. Они долго разглядывали меня, наш Дом, а потом завернули меня в одеяло – и унесли. Я им кричал: «Остановитесь! Что вы делаете? Как же ОНА?! Мне нельзя ЕЁ бросать! Она без меня совсем одна останется!». А они говорили, что я плачу, потому что голодный и мокрый, и меня надо кормить и переодевать. И никак не понимали, что мне нужна ОНА. Это ЕЁ надо кормить и одевать, ЕЁ надо взять в руки, пожалеть и помочь справиться с самой собой.
Но они не услышали меня – и остались для меня навсегда чёрными и опасными. Как те дни, которые затем потянулись вереницей, и нет им конца-краю… |
: 1 ... 74 75 77 78 ... 112 Далее» Вниз