ну почему не идут?))) один из самых крупных инвесторов в этом году - Кроноспан (Сморгонь). Другой вопрос почему на элементарное производство мы не можем замахнуться? (вопрос риторический)
зы зато в сх вложено не мало))) сейчас получим результат)) да, я понимаю, тчо такое продовольственная безопасность и что это все принимают и включают в программы нац. безопасности, но, на мой взгляд, проблема преувеличена.
Помните анекдот про белоруса, который трое суток провисел в петле и на вопрос фашиста ответил, что «прыцярпеўся неяк»? Считается, что нацию сложно заставить бороться и страдать за любые ценности. Редакция KYKY разыскала лидера рабочей забастовки на «Пинскдрев», Дмитрия Кудренка, и выяснила, как тому удалось в августе 2013-го поднять белорусов на бунтДмитрий Кудренок
«Я закончил Пинский индустриально-педагогический колледж и факультет истории Брестского университета им. Пушкина и стал работать в школе. После распада СССР получал копеечную учительскую зарплату и видел, как постепенно народ превращается в запуганный и обманутый «электорат». Специфика Беларуси такова, что вне зависимости от образования, опыта и профессионализма, если ты не являешься родственником чиновника или просто «нужным человеком», рассчитывать на достойную работу не приходится, будь ты хоть семи пядей во лбу. Моя история на «Пинскдрев» началась с того, что у нас в семье должен быть родиться ребенок. Несмотря на два высших образования (второе - специалист по PR-технологиям), степень магистра экономики и десятилетний педагогический стаж, я был готов сменить костюм с галстуком на рабочую робу. Я не претендовал на какую то «супер-пупер» должность с заоблачной зарплатой – мне нужна была обычная работа, благодаря которой я рассчитывал пережить временные трудности становления семьи. Меня не пугали суровые условия труда и «специфический» антураж завода с колючей проволокой, проходной и охраной в камуфляже.
Хотя в городе говорили: все пинчане делятся на тех, кто работал на «Пинскдреве», работает и еще будет работать.
Надо понимать, что «Пинскдрев» – это холдинг, в который входит два десятка структурных подразделений: фабрик и заводов. Они расположены не только в Пинске и Пинском районе, но даже за пределами Беларуси, в России. Меня определили на Завод строганного шпона и элитной мебели. Тяжело мне не было – я молодой и сильный мужчина в хорошей спортивной форме. Свободно выполнял порученную работу на самых тяжелых участках цеха – на прессе АКДА, где, кстати говоря, моему предшественнику оторвало руку, и на раскрое ДСП, где у меня на глазах чуть не погиб мой напарник из-за неисправности станка. При этом для моих товарищей было, мягко говоря, не совсем понятно, почему я не рвусь в начальники. Наверное, я неисправимый романтик, но в таких условиях я проработал четыре с половиной года.
Нам давали пять минут на перекур, больше нельзя, по звонку рабочий должен был стоять у станка, иначе штраф. Вначале казалось странным, что люди в курилке в основном сидели молча, быстро курили, изредка перекидывались короткими фразами. Впоследствии я узнал, что рабочим, как правило, не о чем говорить друг с другом. Более того, они элементарно не доверяют остальным. Удивительно, но люди работающие в одном цеху, нередко даже не знали имен и фамилий своих товарищей, а с людьми из своей же бригады за ненадобностью могли не общаться годами! Как они относились ко мне, интеллигенту? Я был такой же обсыпанный древесной стружкой и небритый, как и все. Говорил на том же языке, что и остальные (ненормативная лексика удивительно подходит к условиям промышленного производства – все предельно кратко, ясно и емко). Оказалось, что в большинстве своем со мной работают нормальные прямолинейные люди, мужчины и женщины. Это скорее норма для рабочих, чем исключение. Я работал, параллельно создал на холдинге клуб «Что? Где? Когда?», выступал за честь завода на соревнованиях и слетах, получал какую-то, не очень конечно, но зарплату. То, что магистр экономических наук, специалист по PR-технологиям и рекламе пригодился на промышленном гиганте только в качестве рабочего у станка, меня не смущало – я готовил к защите кандидатскую диссертацию по истории, и такая работа меня пока вполне устраивала.
А потом настали тяжелые времена. В течение недели цены в магазинах выросли в три раза. Я не хочу об этом вспоминать, но мне приходилось брать продукты в заводском буфете в счет будущей зарплаты и обедать в столовой тоже в долг.
Все деньги, которые платили, сразу же уходили на разные платежи, в результате в семейном бюджете получалось отрицательное сальдо. Такие проблемы существовали не только у меня. Руководство завода никак не реагировало на ухудшение ситуации на предприятии. Все ссылались на кризис, на то, что у нашей продукции нет сбыта. Я, как маркетолог, понимал в чем дело, более того, мог помочь предприятию. Я пошел в «контору», как называют рабочие административное здание холдинга. Уверенно «вывалил» перед главным кадровиком свои дипломы, грамоты и благодарности от разных «больших» людей. Естественно, это произвело впечатление. Мне ответили что-то вроде «зайдите на недельке», что, как впоследствии выяснилось, на белорусском чиновничьем новоязе означало: «идите и работайте - без вас забот хватает».
Фабрика сапожных шпилек и фанерных ящиков, которая в 1880 году стала предприятием "Пинскдрев"
Где-то в это же время в прессе просквозила новость, что на микашевичском «Граните» работяги создали независимый профсоюз. Я связался с ними, а потом сказал сам себе, что в такой жизни терять нечего. Сначала мы не ставили перед собой никаких особенных целей. Главная задача была - докричаться до начальства. Хождение по кабинетам ничего не давало. Пренебрежительное отношение к работягам, все эти «наказания рублем» по поводу и без, принуждение выходить на работу в выходные дни, как оказалось, бесплатно – все это в конце концов достало. Предприятие существует уже 130 лет. За это время рабочие только и делали, что ходили обивать пороги сначала Лурье, потом Аринича, а теперь нового «хозяина» - Судника. Все безрезультатно.
Мы прекрасно понимали – высунься кто из общей массы, сразу же наступит реакция заводского начальства и властей.
Тем временем на «Граните» мужики уже создали независимый профсоюз, «пошумели», кое-чего добились, воспользовавшись растерянностью тамошних чиновников. Ну а потом все стало на свои места. В течение нескольких месяцев все активисты профсоюза были уволены под разными предлогами во главе с лидером Олегом Стахаевичем. Сейчас они судятся по поводу восстановления на работе. Я был на суде у Стахаевича в Лунинце, и аналогичный сценарий для нас не входил в планы, работа нужна – у всех семьи, дети, кредиты. Мы сразу решили – действовать сообща, но не высовываться, чтобы не дать возможность начать увольнять людей.
То, что увольнять будут, мы ни минуты не сомневались – все рабочие прекрасно помнят, как повело себя руководство «Пинскдрева» во время взрыва завода ДСП 25 октября 2010 года, когда гендиректор холдинга Лоран Аринич, уважаемый в городе человек, обласканный самим президентом, просто сбежал за границу, где его ловят до сих пор.
Листовка Совета рабочих "Пинскдрев"
Сначала мы вместе с товарищами вышли из действующего профсоюза. Первыми вышли рабочие завода строганного шпона и мебели. Через несколько часов то же самое началось и на нескольких других подразделениях холдинга. Информация об этом ушла в СМИ, я дал ряд интервью, и вот тут началось! За мной по пятам по заводу стали ходить всякие начальники, начиная от мастера, заканчивая директором завода, пытаясь подловить меня на какой-нибудь производственной ошибке. Чего стоит хотя бы попытка заставить меня работать на станке, к которому у меня нет допуска! Приступи я тогда на нем к работе – либо станку пришел бы «кирдык», либо я сам покалечился бы – так и так «косяк», нарушение… Вызывал меня даже начальник экономической безопасности «Пинскдрева», нес какую-то околесицу про меня и мою семью, грозил возбудить против меня уголовное дело. Угрозы были записаны на диктофон, чтобы в случае необходимости предоставить наглядные свидетельства того, какими методами пользуется руководство «Пинскдрева».
Дело, естественно, кончилось моим увольнением. Естественно, незаконным. И это был только первый этап нашего плана.
Рабочие все видели и знали. Постепенно нам удалось выстроить структуру, с которой хозяева холдинга еще не сталкивались. Какую? Ну, есть люди, которые борются в меру своих сил, есть результаты их деятельности в виде лозунгов и листовок на стенах, есть учеба рабочих, есть возможность донести свою позицию через СМИ. Но ни в какие переговоры с ними мы больше не вступали – нам ясно дали понять: нас считают за рабов, законы на рабочих не распространяются, непокорных будут карать. Страшно ли было? Однозначно ответить трудно. С одной стороны, я четко знал – ничего «плохого» и противозаконного мы не делаем. Мы со школьной скамьи знаем, что такое эксплуатация и угнетение человека человеком, что такое борьба рабочих за свои права. С другой стороны, нам противостоит целая государственная машина подавления – чиновничий аппарат, милиция и КГБ. Приходилось ли общаться с ними? Да, приходилось. Еще тогда, на стадии создания рабочего Совета, со мной пытались разговаривать «по-хорошему» сотрудники КГБ, требуя прекратить активность и общение с журналистами. Как-то сразу же после телефонного разговора с тележурналистом (не прошло и пяти минут) мне позвонил «сотрудник органов» и предложил подумать о судьбе тех рабочих, которые будут давать интервью «на камеру».
Телефон, разумеется, прослушивался. В конце концов, уже при личной встрече «комитетчик» Володя сказал, что со мной «придется работать жестко», и как-то странно, с грустью посмотрел на меня…».
Дмитрий Кудренок
За год рабочие поняли «что почем», поняли правила игры и цену, которую они могут заплатить в борьбе за то, чтобы их дети были не просто «одеты-обуты», а чтобы семьи достойно жили благодаря тяжелому опасному труду на «Пинскдреве». И мы одержали тактическую победу. Я знаю точно – в результате нашей акции руководство «Пинскдрева» реально испугалось. Холдинг не вылазит из судебных тяжб, куча проверок следственного комитета и прочих ведомств не дает им спокойно спать. Привлечение внимания к предприятию мне видится вовсе не лишним. В результате мы создали «Совет рабочих» - переходный вариант к профсоюзу. Для подпольной работы - то, что надо. При том, что всё законно. Мне же пришлось уехать в вынужденную эмиграцию. Через год после увольнения мы «отметили» годовщину создания Совета - так появился проект 30 августа. Старт в СМИ был дан, когда я опять был вне досягаемости: была договорённость с некоторыми дружественными журналистами. Сейчас я живу в другой стране, работаю по специальности и получаю неплохие, даже по местным меркам, деньги. Но я никогда не забываю, кто я и откуда, и постоянно поддерживаю связь с моими товарищами с «Пинскдрева».
