Leda
|
Итак, предпоследняя глава.
-16- Машину остановила за городом у небольшого домика, утопающего цвету жасмина и шиповника… я хотел что-то сказать, но она жестом дала понять, что слова больше не имеют смысла. Загородный домишка. Я успел заметить, что внутри все обито вагонкой и покрашено темным прозрачно-вишневым лаком. Она завязала мне глаза атласным синим шарфом и осторожно за руку повела за собой куда-то вверх по ступенькам. Ступали тихо, будто боялись спугнуть кого-то или что-то очень важное. Под ногами чувствовалась гладь лакированной доски, скрипящей под тяжестью нашего присутствия. Она остановилась…посреди какой-то комнаты… я не видел, что вокруг, но чувствуя запахи, мог дорисовать образы… А пахло лаком, яблоками, сушеными травами: чабрецом и мятой.. а еще пахло летом и пылью, взвешенной в солнечных лучах, бесстыдно проникавших под крышу старого дома… но еще я уловил какой-то непонятный запах, происхождение которого не мог понять… что-то похожее на бензин или растворитель… я размышлял, что же это может быть.. и вдруг почувствовал холодное прикосновение и руки, медленно, но верно снимающие с меня одежду… И вот я стоял посреди какого-то помещения совершенно голый, с завязанными глазами… и чувствовал непонятное блаженство… никакого стыда, ни смущения, ни страха… только спокойствие и предчувствие чуда… На миг мне показалось, что я вообще нахожусь в другом измерении, в состоянии невесомости, в состоянии эйфории. Я чувствовал кожей воздух и свет, малейшие кол##ания этих субстанций вокруг, и это ввергало меня в трепет… но то, что я почувствовал позже было выше даже моих самых изощренных фантазий… влажная мягкость, словно подушечки кошачьих лап, скольжение по плечам, все ниже, по груди и вниз… причудливый рисунок и прохлада от остающихся на теле следов этих прикосновений… дразнящие линии, тонкие, а затем интенсивно грубые, острые и плоские… я чувствовал себя… да! Я угадал… я, кажется, знал ответ: холст… холст, на котором рождается новое творение… и этот холст – мое тело, знавшее множество изысков, но не знавшее искусного таинства творчества и созидания… Все, что до этого я творил со своим телом больше было похоже на разрушение: алкоголь, сигареты, порочные связи и полное пренебрежение собой же… даже мои непостоянные занятия спортом наносили больше вреда, чем пользы ввиду отсутствия системы… Я хотел дотронуться до нее, протягивал руку в синей тьме атласного платка… но она ловко уклонялась, изредка хихикая и дразня меня… Дальше терпеть было невозможно, и одним рывком я сорвал повязку с глаз… Оглянулся вокруг… Это была мансарда под крышей, и это была мастерская… мольберт у стола, заставленного баночками с различными красками, кусок грубой льняной ткани с лежащей на нем кисточкой, палитра, измазанная радужными разводами пробных мазков (хотя любой абстракционист скорее увидел бы здесь особый смысл, картину, а не просто пятна смешанных наобум цветов)… напротив небольшой журнальный столик с прикрепленной к стенке и ниспадающей на него шелковой драпировкой.. натюрморт: старый кувшин с отбитым горлышком, пару яблок и сухие цветы… Она стояла напротив окна в легком прозрачном голубом платье, длинном до пят, но из очень тонкой ткани, почти шифона, так что на фоне оконного проема под тонкой материей четко прорисовывались упругие изгибы ее тела: узкая талия, большая грудь и широкие бедра.. словно песочные часы, которые показывали особое время, время моего пробуждения, время нового рождения, время зарождения… зарождения чего? Вот в этом я боялся себе признаться, но чувствовал все сильнее… Напротив, в углу в огромном зеркале на дверях старого платяного шкафа я увидел себя… Нет, я видел не себя, а ее творение… странная, надо заметить картина.. но именно таким она видела мой внутренний мир, нашедший отражение на моей внешней оболочке: теперь у меня не руки, а крылья с искусно прорисованными перышками, синие крылья… нет, ультрамариновые!
|