Kallipso
|
В общем, интересно скорее впечатление. За эту историю меня и хвалили, и пинали. Вещь довольно старая, года полтора-два.
Снова рассвет. Сегодня солнце узнает, что одним ангелом стало меньше. Жалею ли я? Да, наверное. Об утерянных крыльях нельзя не жалеть, это то же самое, как если бы у тебя отрезали ногу. Или руку. Толь-ко крылья – это гораздо больнее. Ничего, успокаиваю я себя, раны заживут, затянуться, а воспоминания по-блекнут. Если очень повезет, однажды я забуду все и, может быть, перестану смотреть на небо. Люди ведь почти не смотрят, для них небо – это одна большая неприятность. Дождь. Снег. Солнце, которое по старой привычке жарит так, что плавится асфальт… А еще небо – это граница. Воздушное пространство. Там твое, а здесь мое. Как дети, право слово. Спину саднит, Он предупреждал, что будет больно, но я не послушал. Никогда не умел слушать дру-гих. Мы, ангелы, слишком самоуверенны. А здесь не так и плохо. Серые дома и зеленые газоны с солнечными пятнами одуванчиков и деревья. Вот и ее дом. Я узнал бы его из тысячи, да, что там тысяча – если собрать все здания, построенные челове-чеством, и то я бы не ошибся. Ангелы не умеют ошибаться. У нее на окне занавески – голубые, точно небо, а еще кактус. Сегодня он обязательно зацветет, и моя любимая девочка обрадуется. Отныне мы будем вместе. Навсегда. Она звала меня, и я пришел, но откуда тогда этот страх, почему я не решаюсь позвонить в дверь? Она ждет, она сама рассказывала, как тяжело жить одной, звала, плакала, когда наступало время расставанья… И вот я здесь. Она открыла дверь. Какая красивая… - Кто? - Не помнишь? Мы разговаривали… - Ты человек из моих снов. – У нее худое лицо и огромные глаза, в которых плещется небо. – Заходи. Я с любопытством осматриваю ее жилище. Наше жилище, ведь отныне мы неразлучны. Бедно. Тем-но. Сыро. И запах… Запах смерти, он похож на свернувшуюся в углу гадюку. Неужели, она умирает? Голу-бые глаза равнодушно-безмятежны. - Я принес тебе перо… С моего крыла… Из рая… - Она молчит, и я чувствую себя идиотом. Кому это перо нужно? Мне? Как символ перерождения и утраченных возможностей? Нет, вон! Забыть о небе! Теперь мое место рядом с нею! Нужно найти этот запах и уничтожить, пока смерть не свила свое гнездо в худень-ком тельце моей девочки. - А где твои крылья? – она говорит со мной! Снова! Как раньше! - Я отдал их. Ради тебя. - Жаль. – Она отвернулась. – На небе, наверное, красиво? - Очень. - Ты не переживай, у меня есть способ подняться на небо. Хочешь, научу? – Она спрашивает? Конеч-но, хочу. Вместе. На небо. Это больше, чем мечта. - Пойдем. – Она ведет меня в другую комнату, кажется, это называется кухня, место, где люди гото-вят пищу. - Газ зажги. - Как? – вместо ответа она чиркает спичкой, и на белом поле расцветает голубой цветок. Огонь. Мне следовало помнить, что люди давным-давно приручили этого непоседу. - Сейчас, сейчас, - приговаривает моя девочка, и пламя тянется к потемневшей от гари ложке. – Ско-ро… Я не спрашиваю, куда она спешит, люди – суетливые существа. От ложки пахнет смертью, тот самой, похожей на змею. Инна – я не сказал, что мою любимую зовут Инной, чудесное имя, - Инна набирает смерть в шприц и поворачивается ко мне. - Ну? – чего она хочет? Не знаю, я совсем ничего не знаю о людях. – Руку давай, чего смотришь? Отказаться? Это огорчит ее, и я протянул руку. - В первый раз, что ли? Не бойся, не больно… Я закрываю глаза. Укол. Игла осторожно вошла в вену, рука дрожит, но я ничего не могу поделать. Холодные пальчики Инны крепко сжимают запястье, и смерть входит в тело мое, но я счастлив… Господи, видишь ли ты, как я счастлив?! Оказывается, люди тоже могут видеть небо…
|