— Интернационализм в СССР, можно сказать, был бытовым (хотя этот эпитет чаще всего прилагают к разного рода национализмам). Я уже говорил о том, что в раннем детстве во время войны оказался в эвакуации в Казахстане. Помню, что в казахской деревне нас называли выковырянными (эвакуированными). Нас разместили по колхозным избам. Я много ходил по деревне и ее окрестностям, далеко-далеко — до Кустаная. Так вот, мне встречалось много разных людей: русские, казахи, немцы и много приехавших. В нашей детской жизни отражалась жизнь взрослых, а там шовинизма не было ни в традиции, ни в идеологии. Казалось бы, наши отцы в то время массами гибли под ударами немцев, а здесь — вот они, немцы, отселенные с Запада. Но ни у кого и в мыслях не было их в чем-то подозревать.
Помню, летом 1942 года я шел по степи — мать на току, я поиграл с пшеницей и пошел путешествовать. Ушел далеко, ничего не видно кругом, и пришел к странному домику. В нем что-то стучит, работает машина. Открылось окошечко, и показалось сморщенное лицо старухи-казашки. Посмотрела она на меня, потом исчезла, а потом опять выглянула в окошечко и протягивает мне вниз кусочек хлеба с маслом. Это была маслобойка, и все масло до грамма шло на фронт. В последний раз я ел масло до войны и не помнил его вкуса, а теперь попробовал его в «сознательном возрасте». Ничего вкуснее не приходилось мне пробовать с тех пор. Мы не обмолвились со старухой ни словом, она вернулась к своей машине, а я пошел дальше.
Когда я стал студентом, у нас на курсе было много иностранцев — примерно пятая часть. В нашей группе, помимо китайцев, встречались и другие — например полька. Худая, как комар, но очень элегантная и сильно озабоченная на антисоветской почве. Приятно было с ней беседовать — скажешь что-нибудь в шутку, она вспыхивает как порох. С венграми было посложнее — хладнокровные, главное, они признавали, что советские войска спасли их от гражданской войны. Причем такой, что перебили бы друг друга дочиста, много там имелось старых счетов. В общем, с иностранцами из Европы нам на курсе разговаривать было непросто. Только немцы на все плевали, их ни венгры, ни даже полька растрогать не могли. Они тогда твердо стояли на позициях марксизма-ленинизма и усердно учили химию.
Ностальгия по этому социалистическому братству осталась и сегодня у многих народов, входивших в состав СССР или живших в социалистическом лагере. Приведу еще один случай: в 1993 году в деревне я строил дом, а мой сосед поставил на меже вагончик, и в нем завелись люди — бригада строителей. Все они съехались издалека по зову своего атамана Саши (таджик) — из-под Винницы, из Мордовии и Таджикистана. Меня они звали дядей Сережей, а Коля-таджик — меня просто дядей. Приехал он из-под Курган-Тюбе (третий по величине город Таджикистана, ставший одним из очагов гражданской войны, — прим. ред.), из самого пекла, с выбитым глазом и поврежденным лицом. Трясся от холода, и я дал ему шинель и мою телогрейку. А ведь он в своем городе принадлежал к элите — скорой помощи. Теперь он превратился в какое-то двойное существо. Однажды он собрался в город — звонить домой. Надел костюм, галстук. Вышел из вагончика другой человек, его было не узнать — интеллигентный, элегантный, уверенный в себе.
Так вот, в Коле жила глубокая животная тоска по советскому строю. Я встречал ее и в других таджиках из горячих мест. Стоило ему выпить, он встревал в любой разговор и безо всякой с ним связи сообщал: «А у нас старики говорят, что через 7 лет Советский Союз восстановится».
«О чем же вы думали, когда русских гнали и советскую власть свергали?» — спрашивал я его. «Да разве это мы? — разводил руками Коля. — Это же все из Москвы шло…»
: 1 ... 17 18 20 Далее» Вниз