Совсем забыл:
Первое, что каждый в нём замечал, были его небольшие усы. Бесчисленное число раз ему советовали сбрить их, но он неизменно отказывался: люди привыкли его видеть таким, каким он есть.
Он не был высоким - не более чем Наполеон или Александр Македонский. У Гитлера были глубоко синие глаза, которые многие находили околдовывающими, но я так не считал. Так же как не обнаруживал никакого электрического разряда, который, как утверждали, исходил из его рук. Я пожимал их немалое число раз, но ни разу не был поражён молнией.
На его лице проявлялись эмоции или безразличие в зависимости от страсти или апатии на данный момент. Порой он казался как бы оцепеневшим, безмолвным, лишь желваки двигались на скулах, как бы перемалывая препятствие. Затем он неожиданно изменялся и начинал произносить речь, направленную вам одному, но как если бы он обращался к толпе из сотен тысяч человек на берлинском Темпельхоф. В это время он преображался. Даже его внешность, заурядная в других случаях, освещалась внутренним светом, когда он говорил. В такие моменты, бесспорно, Гитлер был странным образом привлекателен, как будто он обладал магической властью.
Все, что в его замечаниях могло показаться чересчур торжественным, он быстро умерял неброским юмором. В его распоряжении были и яркое слово, и хлёсткая фраза. Мгновенно он мог нарисовать словесную картину, вызывающую улыбку, или привести неожиданное и разоружающее сравнение. Он мог быть резок и даже неумолимым в своих суждениях, и однако, почти в то же самое время, быть удивительно примирительным, чутким и мягким.
Нет такой жестокости, в которой бы не обвинили Гитлера после 1945 года, однако, жестокость не была ему свойственна. Он любил детей. Для него было совершенно естественным остановить своей автомобиль у дороги и разделить свою трапезу с молодыми велосипедистами. Однажды он отдал свой плащ какому-то бродяге, бредшему под дождём. В полночь он нередко прерывал свою работу и готовил еду для своей собаки Блонди.
Он не переносил мяса, потому что это означало смерть живого существа. Он не хотел жертвовать ради пищи даже кроликом или форелью. Он допускал на свой стол только яйца, потому что несение яиц означало, что курица была пощажена, а не убита.Гитлеровские привычки в еде были для меня постоянным источником удивления. Как он мог при таком напряжённом графике, принимая участие в десятках тысяч изнурительных массовых митингов, в ходе которых он терял от двух до четырёх фунтов веса и обливался ручьями пота; он, который, спал всего по три-четыре часа в сутки; и, который с 1940 по 1945 год нёс на своих плечах весь мир, руководя 380 миллионами европейцев: как он мог, удивлялся я, выжить на одном варёном яйце, нескольких помидорах, двух или трёх оладьях, и тарелке лапши? Но он при этом даже набрал вес!
Он пил только воду. Он не курил и не терпел курения в своём присутствии. В один или два часа ночи, сидя у камина, он всё ещё мог говорить безо всякого труда, оживлённо, и зачастую, остроумно. Он никогда не показывал признаков усталости. Его окружение могло быть смертельно уставшим, но только не Гитлер.
Его изображали усталым, старым человеком. Нет ничего дальше от истины. В сентябре 1944 года, когда по некоторым сообщениям он якобы дрожал и трясся, я провёл с ним педелю. Его душевная и физическая бодрость были по-прежнему исключительными. Покушение на его жизнь 20 июля лишь зарядило его новой энергией. Он принимал пищу столь же спокойно, как если бы мы находились в его небольшой частной квартире в довоенной резиденции канцлера, или наслаждались пейзажами снега и яркого голубого неба сквозь большое окно в Берхтесгадене.
…
Я думаю, что вряд ли кто-нибудь читал больше его. Обычно он ежедневно прочитывал книгу, всегда сначала прочитывая заключение и указатель, чтобы оценить в какой степени данное произведение представляет для него интерес. Он обладал способностью извлекать сущность каждой книги и затем хранить её в своём уме, подобном компьютеру. Я слышал, как он говорил о сложных научных книгах с безошибочной точностью, даже в самый разгар войны.
Его интеллектуальная любознательность не знала границ. Он был хорошо знаком с произведениями самых различных авторов, и ничто не было слишком сложным для его понимания. Он глубоко знал и понимал Будду, Конфуция и Иисуса Христа, а также Лютера, Кальвина и Савонаролы; таких гигантов литературы как Данте, Шиллер, Шекспир и Гёте; и таких учёных-аналитиков как Ренан и Гобино, Чемберлен и Сорель.
Он самостоятельно изучил философию, штудируя Аристотеля и Платона. Он мог наизусть цитировать целые абзацы из Шопенгауэра, и долгое время носил с собой карманное издание Шопенгауэра. У Ницше он многому научился, воле к власти.
Его жажда к знаниям была неутолимой. Он затратил сотни часов, изучая работы Тацита и Моммзена, военных стратегов, таких как Клаузевиц, и строителей империй, таких как Бисмарк. Ничто не ускользало от него: всемирная история или история цивилизаций, изучение Библии и Талчуда, томисткая философия и все шедевры Гомера, Софокла, Горация, Овидия, Тита Ливия и [highlight]Цицерона.[/highlight] Он знал Юлиана Апостола так, как если бы тот был его современником.
...
Голосование
: 1 2 3 5 6 7 Далее» Все Вниз