"...различные организации манипулируют со статистикой по бедности, выворачивая реальность наизнанку и убеждая всех в том, что бедность и разрыв между богатыми и бедными снижаются. Очень любопытно почитать: Росстат, оказывается, лишь жалкий эпигон ведущих мировых институтов. Но зачем эти манипуляции проводятся, в т. ч. на уровне ООН? На это есть простой ответ: реальные цифры показывают, что в существующей экономической системе проблема бедности неразрешима. Потому что бесконечный экономический рост как способ увеличения всеобщего богатства невозможен в ограниченных масштабах планеты. Например, есть такой расчет: чтобы при сохранении нынешней системы преодолеть бедность на уровне $5 в день, нужно увеличить глобальный ВВП в 175 раз. Но наш уровень производства и потребления уже сегодня выходит за пределы доступной экологической емкости планеты: чтобы его поддерживать нам нужно 1,6 Земли [3]. Даже если расчет неверен, даже если оценка необходимого прироста ВВП завышена в 10, 20, да хоть в 100 раз, нам все равно не хватит планетарного ресурса, чтобы решить проблему бедности хотя бы на уровне $5 в день в рамках действующей системы.
У этой проблемы, как известно, есть и обратная сторона: 60% населения планеты живет в нищете и глубокой бедности, а в странах глобального Севера люди с жиру бесятся: в год в Евросоюзе пропадает около 20% всей производимой еды, в США — 30–40% [4a, 4b]. По некоторым оценкам потери могут достигать 50% [5]. Новые вещи надеваются в среднем 7 раз [6], и многомиллионные состояния завещаются любимым собачкам [7].
Давайте немного отвлечемся и поговорим о важных психологических нюансах, которые влияют на наше восприятие информации.
Первый — это бессодержательность чисел. Когда мы начинаем говорить о глобальном неравенстве в макроэкономических терминах, подсчитывать ВВП разных стран, средние зарплаты по больнице и т. п., у человека не складывается адекватного представления о реальной ситуации, потому что тысячи долларов, в которых измеряется разрыв между средними доходами на Севере и Юге, — это относительные величины. Простому русскому, бывавшему за границей лишь в групповых турах или в дешевых турецких отелях, непонятно, что такое, скажем, 26 руб. 30 коп. 000 в США или в Евросоюзе, потому что в богатых странах деньги обладают одной покупательной способностью, а в бедных — другой. И разница не только в том, что за одни и те же деньги в разных странах можно купить разное количество хлеба или бензина. Не менее существенно то, что в одних странах у среднего человека все деньги уходят на условный хлеб и бензин, а в других не все. Поэтому когда русский с зарплатой 25–35 тысяч рублей в месяц думает о 26 руб. 30 коп. 000, он, грубо говоря, представляет себе квартиру побольше или машину получше. А когда американец или европеец с зарплатой 3–4 тысячи долларов или евро в месяц думает о 26 руб. 30 коп. 000, он представляет себе, например, поездку на какой-нибудь тропический остров, или новый айфон для второго ребенка и счет, открытый недавно на имя первого, или акции, которые можно еще прикупить, потому что хорошая квартира и машина у него уже есть. Одни и те же цифры, т. е. одни и те же имена денег имеют разный смысл для людей с разными доходами и разным социальным статусом, потому что помимо покупательной способности в сферическом вакууме (что на данную сумму МОЖНО купить) у денег есть еще покупательная способность в человеческом восприятии (что на данную сумму ХОТЯТ купить). Поэтому когда обсуждаются суммы в масштабах зарплат, разные люди понимают их по-разному, наполняя их разным реальным содержанием.
У сумм в масштабах ВВП другая особенность. Обычному человеку непонятно, насколько значительны расхождения между ВВП разных стран, потому что существует предел восприятия, за которым цифры утрачивают конкретные значения: мозг просто не может адекватно представить себе количество благ, которые описываются словами «миллиард долларов» и «триллион долларов», а если вы не можете себе представить ни того, ни другого, то по сути эти слова обладают для вас примерно одним и тем же смыслом. Да, триллион больше миллиарда, а миллиард больше миллиона, но реальный масштаб этих различий в голове обычного человека тонет в густом тумане.
Второй нюанс — это девальвация слов. В Африке дети голодают, а в США люди отправляют на помойку каждое четвертое яйцо и каждый пятый пакет молока. Слова вроде правильные, а почувствовать реальный разрыв в уровне жизни, который за ними стоит, способен не каждый, потому что голодающие африканские дети — это давно уже не дети, а застывший набор слов. Мы не знакомы лично ни с одним голодающим африканским ребенком, поэтому слова, к которым мы давно привыкли, не вызывают в нашем сознании конкретных образов и падают в пустоту.
С этим связан третий нюанс — фокус. Наше сознание обладает тем же свойством, что и наше зрение: близкие вещи кажутся нам большими/значительными, далекие — маленькими/незначительными. Трагедия одного близкого человека воспринимается несравненно острее, чем трагедия миллионов далеких чужих людей. Чужая массовая трагедия вообще не воспринимается эмоционально, если информация о ней поступает лишь на уровне общих слов и цифр. Поэтому большинство жителей Севера понятия не имеют о том, что именно и в каких масштабах происходит на Юге. Люди реагируют на конкретные газетные публикации, если те попадаются им на глаза, но поток новостей ныне быстр, в нем одни всплески эмоций немедленно заглушаются другими, процесс этот бесконечен, и в итоге не получающие выхода и не задерживающиеся эмоции девальвируются так же, как приевшиеся слова. А девальвация эмоций, в свою очередь, ведет к тому, что внимание людей становится все труднее привлечь и сфокусировать: чтобы на чем-то сосредоточить внимание, нужно этого захотеть, а чтобы захотеть, нужна эмоциональная вовлеченность.
https://syg.ma/@marina-sokolova/nierazrieshimaia-probliema-nieravienstva