Когда мы пишем про экономику, мы имеем в виду очередной трубопровод и угольный разрез, а не автоконцерн. Наш разговор о русской культуре быстро заканчивается перечислением тезисов о пятой колонне, которая ведет идеологическую войну против многонационального народа Российской Федерации.
Мы реагируем на украинские новости, как дурная дворняга, которая облаивает любое движение за своим забором.
Полтавские крестьяне, которые забрасывают автобус с эвакуированными из Уханя согражданнами, ведут себя точно так же, как крестьяне в Челябинской области неделю назад, которые перекрыли дорогу и не давали завести к себе на карантин китайцев.
Люди боятся. Люди не верят. Люди смотрят на состояние местной больницы и понимают, что случись чего - им конец. И детям их – конец, и внукам. Все вымрут.
Это – наше общее тридцатилетнее наследие. Мы, как и украинцы, одичали и свалились в эпоху, когда лечатся травами и здоровым образом жизни, а зарабатывают на жизнь отхожим промыслом - в польском Познани или русской Москве. Разницы никакой нет.
От горящих покрышек нас отделяет лишь несколько сотен тысяч полицейских и росгвардейцев. Но для того, чтобы корчить из себя настоящих «белых людей», несущих свет «одичалым» - этого маловато.
Фантазии разнообразных политиков на предмет экономической, а главное культурной экспансии, которую должна осуществлять Россия, не основаны ни на чем, кроме того, что 250 миллионов человек в мире говорят и думают по-русски. И что? Что это меняет?
Как испанский язык делает Маркеса или Кортасара европейцами? Готова ли Аргентина вернуться в родную испанскую гавань? А Бразилия – в родную португальскую?
Хватит врать самим себе. Мы не лучше украинцев. Мы не являемся для них никаким примером. Как и для белоруссов, кстати.
Нам сейчас нечего предложить бывшим братьям кроме льготных цен на нефть и газ. Поэтому, как только Россия пытается «закрутить вентиль», ее вежливо или нет – посылают.
Для того, чтобы конкурировать с Европой за «окраины», нужно самим снова стать Европой. Страной, народом, империей, которая играла в «концерте великих держав» в XIX-м и середине XX века, а не ныть на жизнь словно деревенский бездельник, который завидует богатому соседу и желает, чтобы у того поскорее «корова сдохла», или случился иммиграционный кризис.