|
Finik
|
 |
« : 07 Март 2009, 14:31:41 » |
|
12 марта впервые в Гродно состоится совместный концерт замечательной группы Акана NHS и эпатажного Сергея Пукста.
Лицей №1 (БЛК-21). Начало 19:00 Билет 10000р.
«Хорошо бы Akana NHS была просто замечательной – это просто очень профессиональное исполнение смеси джаза и фолка. Настоящее искусство. В отличие от многих других групп, которые исполняют фолк музыку как повод для «Гей поехали, а дальше, как получится», здесь всё сделано точно и очень качественно.
Альбом группы был отмечен как ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ ГОДА авторитетным порталом Experty.by, что только подтверждает моё мнение.
Сергея Пукста представлять смысла нет – это человек-взрыв. Если кто-то пропустил его прошлый приезд в Гродно, я ему очень сочувствую. Те, кто был, вряд ли Пукста забыли. Он выступал перед Атморави и выстрелил так, что мало не показалось.
Выступление этих музыкантов обещает быть ярким событием культурной жизни города.»
Добавлено: 07 Март 2009, 14:33:12
Мясо Пукста
Пукст раздражает. Раздражает своей манерой вести странные пространные речи на концертах. Раздражает своей амбициозностью, претензией на небывалую новизну. Но более всего своей позой проповедника и просветителя.
Было бы несправедливо и однобоко объяснить этот факт только лишь завистью, комплексом неполноценности и отсутствием художественного чутья. На мой взгляд, здесь скрывается глубокий комплекс противоречий и разногласий нашей минской культурной традиции и позицией Сергея П.
О Пуксте написано немало. Если верить виртуальным краснобаям, каждое его выступление – «культурный теракт», а сам Пукст – «человек – атомная подводная лодка». Утверждают, что после его выступлений прям-таки хочется мяса («не понимаю, как вегетарианцы его слушают?» - недоумевал один поклонник в своем корабельном журнале).
На фоне чего в минских кафешках и квартирниках разворачиваются эти пукст-драмы с ножами и трупами? Во-первых, советское наследие, от сети музыкальных школ и запыленных «пианин» в домах средней руки до привычки слушать «западную музыку». Во-вторых, современная рускоязычная поп-культура, в основном российского фабричного производства, разбавляемая отечественным продуктом, валящая с телеэкранов и радиоприемников. В-третьих, собственно минская творческая среда, разрозненная и собой не восхищённая – без огонька, без задора – следующая традиции толерантности. Пукст же проповедует радикальную нетерпимость, экстремизм формы и пафос сверхмузыкального творчества.
Не надо думать, что все дело в особенностях национальной традиции, которой у Пукста как-то не видно – ни тебе песен на белорусском, ни фолк-элементов, ни интернациональной попсы, ни постсоветской авторской песни. Раздражает и возмущает, собственно, другое – этот гигант духа настаивает на том, что пишет «новую музыку» и учит нас её слушать. Он настойчиво, почти истово, повторяет свои сентенции в интервью и радиопередачах, пытаясь убедить нас в выношенной цельности собственного мировоззрения. Как будто познал новую, высшую религию. Вы сходите на его сайт! Он осудил всех всех брюсов уиллисов, гоняющих на тачках и…
Чем больше я слышу чего-то, похожего на проповедь, тем более меня занимает личность проповедника. Вместо проповеди хочется исповеди. Что тебе снится, человек атомная подводная лодка?
Пукст чрезмерен — и в том, что он говорит, и в том, что делает. Но чрезмерность эта оборачивается разным качеством и разными результатами. Те, кто его знают лично или хотя бы по концертам, наверное, согласятся в каком-то подспудном ощущении: его всегда много. Много даже физически, много плоти (хотя он не тучен), много жестов (хотя это сходит за артистизм), много слов. Его движения стремительны, точны и… вместе с тем чрезмерны. Он переходит из одного состояния в другое чересчур резко, рискуя показаться неестественным, обнаружить наигрыш, фальшь.
Словом, к пукстовским «концепциям» можно при желании привязать что угодно. И это как раз говорит о том, что «концепции» вообще в нем не главное, что чрезмерность его словоизъявлений есть лишь обманчиво …
Никто никому ничего не должен, да и никогда не был должен; все художественные долги существуют только в воображении.
Творческий акт преодолевает несовершенство жизни и компенсирует то, что художнику не дано природой. Пукст, ничуть по характеру не похожий на своих холодно-истеричныхо героев – отстранённого сценического и циничного лирического - становится с годами чем-то и впрямь близок им, хотя это — как и все в его игровой натуре — выглядит игрой, увлечением, чрезмерностью.
Творчеством движет любовь к многообразию жизни, которое стократно умножает артистическая игра. В ней можно быть по-детски эгоистичным и вместе с тем вполне самозабвенным. Игра — это прекрасная, более совершенная и чистая форма жизни, хотя можно, увлекшись, и заиграться, выпасть из реальности, это опасно.
Игра куда соблазнительнее для азартного человека, нежели служение идее и социальный заказ. В крайнем случае и идею можно трансформировать в игру. Иначе — скука и тоска. Пуксту, делающему качественный андеграунд, было, похоже, неинтересно возглавлять духовную оппозицию, хотя честолюбие должно было подсказывать этот путь. Он, с его амбициями, по идее, должен бы этим заинтересоваться – нет, он и здесь нашёл третий путь, тщательно разделив искусство и политику. Может быть, это и действует нам на нервы?
|
: Вниз