|
redbird
|
 |
« : 05 Май 2010, 21:15:33 » |
|
Повесть Михаила Сидорова, как будто с моего вчерашнего дежурства на скорой... Разрешите процитировать любимое...
Замглав по скорой.
Путает ИВЛ с ВВЛом.
Не видит разницы между клинической и биологической смертями.
Лазит в укладки, считает ампулы, сверяет со списком. Найдя заначки, рисует выговоры.
Заслуженный врач РФ.
На скорой не работал ни дня.
Ей-богу, не вру!
При просьбе лечь на спину, девять пациентов из десяти переворачиваются спиной вверх…
Во время осмотра могут:
- зевать
- рыгать
- пердеть
- ковырять: а) в носу б) в зубах в) в гениталиях
- говорить по телефону (жестом: подождите!)
- смотреть телевизор
- курить
Они дома, хули.
А когда в поликлинике - ну совершенно другие люди!
Дословно:
К о м м у н и к а б е л ь н ы й ж у р н а л и с т. Как вам, в двух словах, нацпроектовские "Газели"?
В р а ч с б о л ь ш и м с т а ж е м. У*бища.
Многие, в натуре, не помнят:
- названий своих лекарств
- собственного диагноза
- профиля отделения, на котором лежали
- номера больницы
При этом говорят "я не знаю", "нам сказали" и "как бы".
Разогнали студентов.
Всех до единого.
Под корень.
Статистику, стервецы, портят. Сертификатов-то нет - откуда?
Студенты выходили с семнадцати. И до восьми.
Как их ждали…
Стало привычным:
В комнате, помимо больного, юноша у компьютера.
"В контакте", как правило.
Внимает рассеянно, просьбы выполняет предварительно дочитав.
Если увозим, спрашивает: "с тобой ехать?"
Понять можно.
Две сотни друзей.
Всем написать надо.
Про болезнь близких.
Норма десятилетий - бригада на десять тысяч. Районы растут, вызова лежат на задержке.
Выход нашли - одна на четырнадцать.
Задержки те же, но виноватых, если что, найти проще.
Нас, то есть.
Не курить невозможно.
К нулю раскуриваются даже самые стойкие.
Потому что адреналин.
Нервы.
Оттого и язва у всех.
Голодные же всё время.
Коллега. Спокоен и флегматичен. Тридцать лет стажа, видел всё. Непрошибаем.
Ан нет!
Оскорбили на вызове. Ничего особенного - пьяные люмпены, всё как обычно… Но молча вышел, надел перчатки, отыскал, благо недолго, кус мороженного говна и запустил в форточку.
Потом всю ночь пил коньяк.
Один.
Весь пузырь выдул.
Кулибиных меньше, чем долбо*бов.
Последний шедевр - кардиограф. Отечественный.
Перед тем, как печатать, думает пол-минуты.
Вообразите:
Реанимация.
Цейтнот.
Ампулы россыпью.
Кардиограмма ежеминутно.
И всякий раз: "ПОДОЖДИТЕ 40 СЕКУНД".
О**еть, бл*дь!
Отослали обратно - ломается, сука, часто…
Во ВСЕХ больницах Санкт-Петербурга на входе в приёмный - порожек. Поднимаешь передние колёса - ы-ы-ых! - коллега приподнимает задние - ту-дух, ту-дух! - закатили. Порожка нет только в морге Судмедэкспертизы где, по большому счёту, глубоко похеру…
Ночь. Вызов. Через минуту повтор: скорей! Подрываешься и летишь. Диспетчер по рации: Быстрей - скандалят!
Вываливаешься из кабины, дверь вбок, одной рукой чемодан, другой кислород, на плече кардиограф, дефибриллятор, на другом сумка с реанимацией, папка в зубах, домофон чуть ли не носом: пи-и-и-и…
КТО ТАМ?
Всё. Можно отнести кислород, дефибриллятор, сумку с реанимацией. Расставить неторопливо, подключить шланги. Позвонить снова и зевая войти.
Ничего там нет.
Проверено.
Годами.
Нельзя брать деньги, если их дают с помпой. А настаивают - тем более!
Номера купюр переписаны.
Список, как правило, под телефоном.
Тоже проверено.
Неоднократно.
И уж конечно никаких "входите - открыто"
Войдёшь, а там волкодав.
Ой, простите, я про него забыла…
Е*анутые!
Восемь утра. Час до смены. "Задыхается".
Астма - за счастье, а так аритмия или инфаркт с отёком…
Заканчиваешь в одинадцать, до полудня сдаёшь смену. Дома в час.
"Контрольное изнасилование" называется.
Что странно - многим сочувствуешь.
Против воли порой…
Исцелили, раскланялись, жена пошла провожать, а он ей из комнаты:
НЕ ДАВАЙ ИМ НИЧЕГО!!!
Фельдшер – девочка из училища, – аж расплакалась с непривычки.
Храм. Пасха. Эпилептик. Судороги нон-стоп – глубокий статус. Кончилась служба, пошёл народ. По нам, по больному, по батюшке… а тот, наивный, всё подождать их просил, да помолиться во здравие.
Первая минута на скорой: ржут над коллегой – капали ночью, приступ был. Тычут пальцами в ЭКГ, рыдая от хохота, мне же, обескураженному, говорят:
И у тебя так будет. Лет через десять.
Хмыкнул гордо, а зря.
Как в воду глядели.
… и бесконечные тридцатилетние сучки с головными болями.
Впихнули в нагрудный карман полтинник. Как швейцару. С такой, знаете ли, превосходцей: на тебе, братец, на сигареты!
А был с получки – достал тысячу, сунул меж пузом и трениками: а это вам, милейший, на погребение!
Пришла жалоба: такой-разэтакий, и даже говном бросался…
Лишили премии на год.
На станцию пожаловал Госнаркоконтроль.
Помимо комиссии ещё и автоматчик в бронежилете.
Они что думали – мы отстреливаться будем?
Главврач скорой заканчивает интервью так: звоните и обращайтесь!
И тёплый взгляд в объектив.
Не на камеру поучает: врача надо бить, но не добивать.
А когда докладывают, озабоченно, мол, государь, медик-то разбегается, отвечает: плевать – хоть полтора человека, но останется!
По всему видать, крепко сидит.
А однажды у нас свечу вывинтили – кому-то среди ночи понадобилась.
Остальные не тронули, взяли то, что крайне необходимо.
Как папуасы.
С онкологическими как с детьми – предельная искренность!
Никаких недомолвок и без утайки.
Они ж чувствуют.
Старики гниют в одиночестве, гордясь успехом детей…
Мальчишкой отсидел в немецком концлагере.
После войны шёл за третий сорт – был на оккупированной территории.
Никаких справок. Паспорт выдали лишь в шестьдесят первом.
В девяностых немцы, раскаявшись, прислали извещение на пособие.
А в департаменте его не нашли в списках.
И попросили подтвердить документами.
Он закатал рукав, показал номер.
Предъявил письмо из Германии.
Сказали, что недостаточно.
Ну, плюнул.
Через пятнадцать лет проблема – не уплачен налог с пособия.
То есть, кто-то за него получал.
Изловчился.
И нынче, поди, ленточки георгиевские повязывает.
Блядина.
Самое тяжёлое – молодые мамы, заспавшие новорожденных.
Обнимут его во сне, а он под тяжестью руки задохнётся.
Маленький же ещё.
Раза три попадал – полпачки потом за раз выкуривал.
Перевернулись на скорой.
Легли на бок и, вращаясь, ещё метров тридцать проскрежетали.
Остановились, выбили люк в крыше, вылезли.
Первое, что увидели – руки с мобильниками.
Фотографируют!
Человек десять, не меньше.
Потом корячились, извлекали больного.
Никто не помог.
Ходили кругами, ракурсы выбирали.
Одной фразой?
Пожалуйста.
Не, не поедем. Мы вас лучше ещё раз вызовем.
|
: Вниз