CZ007
|
Вольтер Всякий мало-мальски мыслящий человек не может не задаться вопросом: почему евангельская проповедь "любви и милосердия" в течение уже двух тысячелетий не оказала никакого облагораживающего влияния на человеческую нравственность? Почему получилось совсем НАОБОРОТ? Воцарившаяся религия погрязает в кровопролитии, умножает страдания физические и нравственные, плодит человеческие пороки, произвол и преступления. Почему именно среди последователей этого самого "благостного" вероисповедания наблюдается наибольшее число аморальных мерзавцев и извращенцев всех мастей? Сам Иисус не только в своей земной жизни, но даже после "вознесения на небо" не сумел улучшить людские нравы. Почему? Ответ надо усматривать в вопиющей порочности САМОЙ ЕВАНГЕЛЬСКОЙ МОРАЛИ, прежде всего в заповеди Иисуса: "верующий в меня Спасется". Согласно этой заповеди первым в царство небесное вошел "благоразумный" разбойник, то есть насильник и убийца, приговоренный к распятию, но перед смертью уверовавший в господа. Невольным христианским образцом для подражания стал злодей, не сделавший в жизни ни одного доброго дела, но покаявшийся на смертном одре. Духовенство, по сути, потворствовало порокам и сулило рай отпетым негодяям. Покаянная молитва была обычной торгашеской сделкой: богатей покупали себе теплое местечко в раю, завещая часть награбленного капитала на возведение церкви или на пропой монастырской братии. Попы внушали, что "спаситель" потому так и называется, что ниспослан был спасти грешников, искупить ИХ грехи. Богомольным греховодникам оказывается явное предпочтение перед добродетельными безбожниками. Чем пакостнее человек, тем он более, если уверует в бога, угоден ему. Церковники, сознавая свое бессилие в привлечении добропорядочных людей, зазывали к себе всяческих подонков, отбросы общества. Вся религиозность набожных проституток обоего пола заключалась в том, чтобы блудить, потом скулить — "очищаться" исповедью и причастием, вновь блудить и вновь получать прощение... Не случайно большинство раннехристианских "блаженных праведниц" — это кающиеся потаскухи, "мечущиеся между молельней и будуаром". Это они придумали: не согрешишь — не покаешься, а не покаешься — не спасешься. Легкое каждодневное отпущение грехов лишь способствует их неустанному повторению. Но христианство не только терпит зло, не только ему потакает, оно ОПРАВДЫВАЕТ постоянные злодеяния на протяжения всей человеческой жизни: стоит только уверовать и креститься, и будешь, спасен. Так, хазарский выкормыш клятвопреступник Владимир, предательски убивший старшего брата законного престолонаследника Ярополка, объявлен "святым равноапостольным". Обожание Живой Природы, в отличие от мертвенного, догматического иудо-христианства, есть мировосприятие естественное, врожденное, не обманывающее. Язычество — это великая интуитивная истина, исповедуемая народом, его живой многотысячелетний опыт. Языческая духовность не имеет ничего общего со зловонным библейским душком. Когда язычник чувствовал свою вину, он искупал ее не молитвами, а реальными делами. Если определяющими мотивами поступка иудохристианина является вера в бога, "страх божий" и надежда на загробное воздаяние, то язычнику присуща ЕСТЕСТВЕННАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ, когда он поступает так, а не иначе не из стремления к поощрению или из боязни наказания, а следуя СОБСТВЕННОЙ СОВЕСТИ. Если среди ранних иудохристиан наблюдалось меньше нарушений принятых ими нравственных обязательств, чем среди язычников, то отнюдь не потому, что новообращенные стали более добродетельны, а потому что язычество предъявляло к человеку гораздо более высокие нравственные требования. Слащавая заповедь любви к ближнему насквозь лицемерна. При внимательном ее рассмотрении оказывается, что любить ближнего надо не из сочувствия, не из желания человеку добра, не ради самого ближнего, а для достижения эгоистической цели личного спасения. В Нагорной проповеди Иисус излагает нравственные предписания, определяющие обязанности верующих и обещает соответствующие вознаграждения за их прилежное выполнение: "Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный". "... и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно". Это типичные жидовские сделки: прощение здесь ценно не само по себе, а лишь постольку, поскольку оно материально выгодно. Загробное существование представляется чем-то вроде надежного банка: помещающий туда свои Капиталы получит неплохие проценты. Такой ростовщической этикой могла руководствоваться лишь раса заведомо нечестивая, прирожденно-бессовестная. И если бог вочеловечился на Земле, чтобы дать людям такие заповеди, то это мог быть только ИУДЕЙСКИЙ бог. Подлинная нравственность зиждется не на посулах райских блаженств и не угрозах адских мук, а исключительно на внутренней, бескорыстной, СВЕРХЛИЧНОЙ потребности служения ДОБРУ. Каждый порядочный человек следует ЕСТЕСТВЕННОМУ НРАВСТВЕННОМУ ЗАКОНУ, ЖИВУЩЕМУ В ЕГО СЕРДЦЕ. Высочайшей наградой за его исполнение является само сознание исполненного долга и нравственное удовлетворение, вытекающее из этого самосознания. Преобладающее отношение к Высшим Силам у иудохристиан страх и раболепие, у язычников — согласие и сочувствие. В отличие от иудохристиан славяне не считали себя ни изделиями бога, ни тем более, его рабами. Иегова иудеев из "ничего" сотворил, а РОД славян ИЗ СЕБЯ породил! Такое понимание снимает противопоставление естественного и божественного духовного и материального, свещенного и мирского, Природы и человека. То, что из ничего произошло, в ничто должно и обратиться, а славяне считали себя потомками ПРАРОДИТЕЛЯ — РОДА, его кровно-духовными родичами и природными воплощениями; его земными наследниками. Отсюда их высокое человеческое ДОСТОИНСТВО И ВРОЖДЕННОЕ БЛАГОРОДСТВО. Род воспитывал отважных, жизнерадостных людей, сочетавших духовное богатство, нравственную чистоту и телесное совершенство. Верность, честность, искренность, радуйте — эти драгоценные качества тысячелетиями закреплялись в нашем подсознании, в родовой памяти. В других языках нет слов, равнозначных таким нашим понятиям, как ДОБРО, ПРАВДА, ПОДВИГ, ВОЛЯ, ВЕЧЕ, вытекающими именно из языческого мирочувствования русичей. Каждый мужчина был воином, способным защитить себя, свой Род, свою Родину. Славяне взращивали в себе бесстрашие. Против них трудно было воевать не только из-за высокой физической подготовки, но и из-за особенностей их ВЕРЫ. Наши Пращуры были убеждены, что бессмертие достигается жертвенным служением Родной Земле. Сам Перун возглавлял грозную дружину, состоящую из душ погибших в сече бойцов. "Мертвые сраму не имут!" — такие воины в открытом бою были непобедимы. И именно они в великодушии своем умели прощать личных врагов, ибо прощать имеет право только сильный. Прощение ничего не стоит, если прощающий бессилен наказать. Глубинный смысл заключен в нашем древнейшем, дохристианском привете расставания "Прощай!". Человек перед разлукой просит другого: прощай меня непрестанно, прощай всякий раз, как вспомнишь обо мне, ведь можем больше не свидеться... Три монотеистические религии (иудаизм и его побочные побеги — христианство и ислам), объявившие себя непогрешимыми обладательницами абсолютной вселенской истины, всякую возможность иного мировоззрения заклеймили сатанизмом. Все духовные ценности языческого мира, все его искусство церковники предали анафеме. Сначала они жгли храмы, академии, рукописи. Спалили Пергам, Серапиум, Александрийскую библиотеку. Стилихон сжигает Сивиллины книги, бывшие в продолжении девяти веков книгой судеб Римского государства. Находящиеся в наших музеях античные статуи с отбитыми носами, головами и руками изувечены именно тогда. Особо отличалось в том погроме германское племя вандалов, обращенное в арианскую ветвь иудохристианства. Публичное книгосожение изобрели апостолы, а не нацисты. Первые костры из книг запылали в Эфесе, где Савл уничтожил множество драгоценных фолиантов (на сумму 50000 драхм!) с учениями Пифагора, Эмпедокла и других светочей языческой мудрости. Полторы тысячи лет спустя протопоп Аввакум писал: "Платон и Пифагор, Аристотель и Диоген, Гиппократ и Гален — все сии мудри быша и во ад угодиша". Но, может быть, насилие совершалось вопреки тому, что проповедовал; Иисус? Нет: некоторые основные положения его учения противоречат не только заповеди прощения, но даже простым требованиям справедливости. Он с каким-то болезненным сладострастием постоянно грозит ужасающими мучениями тем, кто в него не верует. Он посылает в "печь огненную" всякого сомневающегося и несогласного с ним. И будь его власть, послал бы в прямом смысле, как это делал его праотец — "кроткий" царь Давид (опять-таки не нацисты изобрели крематорий для живых людей, а "жертвы холокоста"). Неизвестно, существовал ли вообще исторический Иисус; но если уж верить евангелиям, то можно только поражаться, насколько он одержим мстительной, мелочной, явно патологической злобой, свойственной ли1нь его соплеменникам. Взять хотя бы одно из его "чудес" — наведение порчи на смоковницу, описанное Матфеем и Марком. О том, что Иисус с детства; обладал дурным глазом и убивал людей силой проклятия, говорится еще в апокрифическом евангелии от Фомы: "Каждый, кто вызывает его гнев, умирает". Со смоковницей же произошло вот что: "Он взалкал; и увидев смоковницу..., пошел, не найдет ли чего на ней; но, пришед к ней, ничего не нашел, кроме листьев; ибо еще не время было собирания смокв. И ска-1 зал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек... И... Петр говорит ему: Равви! Посмотри, смоковница, которую ты проклял, засохла"! (от Марка, глава 13). Итак, Иисус повстречал смоковницу в такое время года, когда плодов просто не могло быть. За что же тогда он покарал ни в чем не повинное существо? Умерщвление свещенного на всем Востоке дерева, олицетворяющего ЖИЗНЬ, до сих пор не привлекло того внимания, какого оно заслуживает, ибо злодеяние это — несомненно, символически-ритуальное: оно означает ИУДОХРИСТИАНСКОЕ ПРОКЛЯТИЕ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ И ПРИНЕСЕНИЕ ЕЕ В ЖЕРТВУ КРОВОЖАДНОМУ ИЕГОВЕ. Заповедь любви к богу считается "первой и наибольшей". Иисус поучает! "Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня..." "Возлюби бога", — но любовь — это сердечное чувство; оно не терпит ни просьбы; ни понуждения. Люби! — в повелительном наклонении звучит совсем как у Моисея: приказ, закон, что и вовсе является нелепостью и способно вызвать лишь подделку чувства, лицедейство. "Любите врагов" и "ненавидьте родных", — все перевернуто с ног на голову. Первое человек не может, второе он не должен делать. Можно только вообразить, какое смятение в душе вызывало исполнение таких заповедей, означающих ломку семейных, кровнородственных связей. Мать-Природа учит ответственности перед Жизнью. Волхвы наставляли: продолжение рода — долг перед воплощающимися Предками, зачатие — свещеннодейство; крепи семейные узы, плоди детей во славу Рода и Родины. Но Иисус сказал: "Враги человеку — домашние его". И христианский "святой" — это презревшиl
Добавлено: 06 Октябрь 2010, 16:20:10 И христианский "святой" — это презревший Природу, отвернувшийся от родителей и сородичей, отказавшийся от свешенного долга продолжать род. Выполнение евангельских заповедей ведет к испорченной психике и извращенной нравственности. Мужеложцу Иисусу вообще было любо всё противоестественное... Говорят, что в церковных проповедях есть нечто хорошее; например, осуждение зависти. Но и здесь подтасованы понятия "добра" и "зла". Присущее русичам презрение к ростовщикам, барыгам и тунеядцам попы объявляют завистью и поучают: "Нехорошо завидовать богатым". Не зря, набив мошну, мошенники вроде Каца (Лужкова) сразу строят: для лопоухого народа — церкви (где попы внушают ограбленным, что зависть — грех), а для себя — синагоги. Говорят еще, что иудохристианство осуждает разврат, чревоугодие и прочие пороки. Но во имя чего? Во имя Рода? Нет. Только для того чтобы пробиться в рай. Мелковато для широкой русской натуры, к которой лучше всего подходят слова Вивекананды: "Даже если вы должны будете пойти в ад, трудясь для других, это лучше, чем достигнуть неба, ища спасения". Библейские заповеди — то перечень запретов по отношению не столько к богу, сколько к людям. Запреты эти содержат требования господ к своим холопам: "не убий", "не укради", "не желай дома ближнего твоего" и т. д. Славяне, жившие общинно-вечевым укладом, не знали рабовладения, не знали господин на небе, ни на земле, и не нуждались ни в каких запретах. Высочайшая славянская нравственность изумляла миссионеров, хотя у самих славян соблюдение нравственных предписаний не считалось добродетелью; то был обычный образец поведения, интуитивно соответствующий требованиям неписаного свода прадедовских законов — дедовщины (понятие это было извращено иудохристианами). Требования же, основанные исключительно на внутреннем убеждении, были так естественны, согласны с совестью, что иначе человек поступить просто не мог: цельная душа язычника не знала выбора, ибо выбирать было не из чего. Врожденным побуждением человека благородного является стремление говорить правду и поступать справедливо. Было бы даже странным пытаться разъяснить эти прописные нравственные истины. Они в нашей родовой памяти, что голос Предков.
|