Патрик Городенский
Если бы нас спросили, кто из исторических личностей достоин стать символом Гродно, боюсь, что наш ответ многих читателей застал бы в расплох. И дело не в том, что ремесло историка – удивлять, просто человек, который по праву заслуживает носить имя защитника нашего города, в самом Гродно почти неизвестен. К сожелению, это то же своего рода местная традиция, забывать о своих героях...
В источниках этот князь упоминается и как Патрик (Патрикей), и как Потырг (Пацирг). При этом, не всегда можно определить, идет речь про одного и того же человека, или же перед нами совершенно инной персонаж (так, например, польский хронист Ян Длугош в своей “Истории Польши” пишет про некого сына Гедемина Патрика, который принимал в набеги литовцев на Мозовию).
Принято считать, что Патрик-Пацирг был старшим сыном великого князя Кейстута и весталки Бируты (Собственно концовка его имени – “-цирг», по одной версии, и означала “купленный с трудом”, и была буд-то бы связана с историей сватовства Кейстута к его матери), а дату его рождения обычно относят к 1339 году. Есть и другая версия, согласно которой князь Патрик-Пацирг - сын не Кейстута, а Наримонта, в своё время заменившего в Гродно князя Давида...
Как бы там нибыло, первоначально Патрик фигурирует, в качестве Смоленского князя. В 1353 году он уже вместе с отцом и великим князем Ольгердом принимает участие в большом походе против Ордена, а это означает, что ему тогда было всего около четырнадцати лет! Поход этот, что правда, мало чем отличался от нападений самих крестоносцев на тот же Гродно – литовское войско, как пишут хроники, повсюды “чинило обычное убийство, спустошение, захваты...”.
Однако, самому князю не повезло – за его отрядом, успевший добыть почти четыреста пленных, кинулись в погоню крестоносцы во главе с самим комондором из Рагниты Хеннингам Схиндекопфам. Излишне самоуверенный, а может – недостаточно опытный, князь с небольшим отрядом сделал неудачную попытку проскочить через окружавшие их болота. Когда это не удалось – местные топи не успели достаточно замёрзнуть, чтобы выдержать всадников, воины бросились переправляться через речку Дэйму, но и тут лёд оказался слишком слабым. Сам князь Патрик вместе с конём оказался вводе и, наверника, неминуемо погиб, если бы не командор Шиндекопф, который его спас, что уже само по себе было чем-то необычным.
Дальше же произошло и совсем уж невероятное – крестоносцы выходили больного юношу, а после отпустили к отцу, да к тому же не потребовав выкупа (Наверное, это единственный подобный случай за всё время, пока шла война Великого княжества Литовского с Орденом, и мы вряд ли сегодня найдём ему объяснение)! Можно только догадываться, почему так случилось и какой след эти события оставили в душе гродненского князя, когда вокруг не перестовая лились потоки крови...
В это время в самом Великом княжестве офицальной религией оставалось язычество, чем, в первую очередь, и обосновывалась в глазах католической Европы военная экспансия на эти земли Тевтонского ордена. И если дети великого князя Ольгерда и принимали православие, пускай только за тем, чтобы утвердиться в русских княжествах, то дети Кейстута при жизни отца, насколько известно, вообще не были крещены. Не являлся исключением и Патрик, о чём наглядно рассказывает одна история. Когда он возвращался уже после битвы на Дэйме, то увидел тело некого знатного литовского рыцаря, который так же попал в плен и был замучен крестоносцами с особой жестокостью. Потрясённый, Патрик обратился к сопровождавшим его воинам с просьбой разрешить похоронить убитого, после чего сжёг тёло на костре, как этого и требовал старый обычай...
В августе 1358 года Патрик, который, судя по всему, уже являлся гродненским князем, провёл в Гродно успешные переговоры с посольством соседней Мазовии, на которых речь шла о установлении общей границы, о чём был подписан соответствующий договор (Правда, этот важный исторический документ сегодня некоторые исследователи склонны считать фальсификатом).
Тем временем, после короткого перерыва, возобновилась война с крестоносцами! В марте 1360 года армия Великого княжества Литовского потерпела очередное поражение: билиць весь день, но немецкие рыцари взяли вверх. Напрастно князь Кейстут пытался остановить отступавших – на этот раз, он сам попал в плен. Патрик бросился спасать отца, но оказался сбитым с коня и едва спасся. Что правда, и это неудача не сломила молодога князя...
Всё, что произошлё дальше, в самый разгар войны, не может не вызывать удивления! В 1365 году тевтонские рыцари организуют сразу два крестовых похода на Литву, один из которых – в направлении на Гродно, возглавил немеский аристократ Ульрих фон Хатнов, а участвовать в нём вызвались лучшие из английских и шотландских рыцарей. Характерная деталь: уже во время похода между немецкими и английскими рыцарями начались ссоры из-за того, кто из участников должен нести впереди христианского воинства хоругву Святого Юрия, символ воинской доблести. В конце концов, крестоносцы поставили на этот почётный пост немецкого рыцаря Куно Хаттенстеина, чем, наверняка, нанесли глубокую, пускай до времени и скрытую, обиду остальным своим союзникам.
Силы Великого княжества таяли прямо на глазах. Уже под ударами стенобитных машин и катопульт пал Каунуский и соседние с ним замки. Над Гродно нависла смертельная опастность, шансов выстоит у князя Патрика и его дружина было не много. И вдруг, князь, до этого не раз с мечом в руке встречавший крестоносцев, приказывает открыть городские ворота, из которых к оторопевшим рыцарям выходит длинной вереницей процессия с крестами и хоругвами! Вместо воинственных, кровожадных язычников, которых ожидали увидеть в этой лесной глуши европейские рыцари, к ним приближался... крестный ход!
“Вскоре войско крестоносцев, - писал Т. Нарбут, - показалось над Неманом напротив города, когда вдруг, по непонятной причине, его защитники выслали навстречу Великому Маршалу жителей с хлебом и солью, среди которых были священники с крестами и всякими хрестианскими святынями. Иностранные рыцари, поражённые их видом, не отважились отказать принять набожного приветсвия и, так как, не собирались воевать ни с кем инным, а только против язычников, выказав свое неудовольствие обманувшим их крестоносцем, отступили от города”. Возможно, англичане с шотландцами, только искали повод “отблагодарить” своих компаньёнов по христианскомй брацтву и вот он представился. Враг отступил, правда, часть крестоносцев, все же, успела опустошить окрестности Гродно, уводя с с обою в неволю часть местных жителей.
По сути, Патрик не только спас город, но и защитил его надёжнее, чем силой любого оружия: следующий раз крестоносцы появились под стенами гродненских замков только десять лет спустя. Правда, князь Кейстут не оценил заслуг своего сына и тот вскоре был лишён своих владений и отправлен на восточные рубежи Великого княжеств, подальше от Гродно. Его след в истоии вскоре вовсе теряется и мы можем только догадываться о дальнейшей судьбе князя Патрика и его потомков.
Осталось лишь удивительная легенда про мужество и силу духа, оказавшиеся сильнее ненависти.
Добавлено: 02 Август 2012, 06:43:49
Ян Заберезинский и мяте́ж Гли́нского
Мы как-то уже свыклись с мыслью, что все самые значительные, интересные события в истории Гродно связаны с его правобережной частью, тогда как на левом, противоположном берегу Немана, кроме Францисканского костёла и посмотреть особенно не на что. Но на самом деле, это вовсе не так!
Если вы стоите на автобусную остановку по улице Гагарина, как раз напротив бывшего Францисканского монастыря, это значит, что вы сейчас находитесь на месте старого рынка, можно сказать, в самом сердце бывшего левобережного Посада. То есть, вероятно, что где-то рядом почти пятьсот лет назад возвышалась резиденция Яна Заберезинского. Это от сюда в роковую ночь 1508 года вышли убийцы, чтобы водрузив на пики отрубленную голову одного из самых влиятельных до этого момента аристократов Великого княжества Литовского, возвестить о начале смуты, изменившей ход истории!
Но обо всём по порядку. У гродненского старосты и великого маршалка литовского Яна Юръевича Заберезенского был заклятый враг - князь Михаил Глинский. Что послужило причиной их вражды, сейчас сложно сказать. Согласно одним хронистам, конфликт начался из-за притязаний Глинского на владения родственников Заберезинского, другие историки причиной ссоры называли то, что будучи трокским воеводой, Заберезенский приказал избить слугу князя, посланного за овсом для королевских лошадей.
Но, были и иные, куда более веские причины. Дело в том, что Заберезенский представлял старую литовскую аристократию и выступал сторонником унии Великого княжества с Польшей, тогда как Глинский, лишённый родственных связей среди правящей элиты, имел собственные виды на власть в стране и был против такого союза.
Можно вспомнить ещё эпизод знаменитой битвы с крымскими татарами под Клецком. Вопреки приказу Заберезенский атаковал врага, а когда его отряд был фактически уничтожен, Глинский воспользовался моментом и нанёс противнику сокрушительное поражение, снискав, само собой, все лавры победителя!
На протяжение нескольких лет они строят друг против друга козни, плетут заговоры. Дошло до того, что Ян Заберезинский почти открыто обвинил честолюбивого Глинского –имевшего среди прочего диплом врача, в причастности к смерти великого князя и короля Александра, которого, якобы, тот отравил! Взбешённый, князь потребовал суда, чтобы очистить своё имя от навета. Когда это не удалось, не привыкший проигрывать, Глинский взялся за оружие!
По одной из версий, он решился захватить Киев и объявить себя правителям… Великого княжества Русского, для чего собирался заручиться поддержкой крымского хана. Во главе отряда в семьсот всадников Глинский тайно отправляется в Троки, чтобы схватить скрывавшегося там бывшего хана Золотой Орды и выдать его потом своему будущему союзнику Менгли-Гирею. По другой версии, причиной бунта стало известие о том, будто на ближайшем Сейме всех на Руси собирались крестить в «лятскую» веру!
Надо же так случиться, что по пути заговорщикам встретилась любовница Зеберезинского, которая как раз возвращалась со свидания. Упустить такой шанс было нельзя. Судя по всему, план мести родился внезапно. Устроив прямо на дороге “допрос с пристрастием”, Михаил Глинский выяснил, что его злейший враг находится в Гродно, и тут же приказывал повернуть коней!
Переправевшись через Неман, отряд окружил двор Заберезинского. Штурмом командывал ближайший из соратников князя, немец Шлейниц. Согласно Стрыйковскому, Заберезинский был схвачен прямо в постели и тут же обезглавлен. “Был нашим мечём убит, за то, что он со своими сообщниками хотел над нами учинить” – оправдывался позже князь.
Между тем, из описания событий следует, что сам Глинский в дом не врывался. Более того. Заберезинского умертвил да же не его друг Шлейниц (четырмя годами позже, когда между Москвой и Литвой вспыхнет очередная война, Глинский именно его пошлёт в Европу за наёмниками для московского государя), а турок Мустафа. Видимо, убийцами бралось в ращёт, что за смерть единоверца придётся дорого заплатить, а по сему, завершить начетое было доверено нехристианину. Если так, то это значит, что да же в пылу мести, Глинским двигал холодный ращёт, заставлявший думать на шаг вперёд!
Нацепив трафей на кончик сабли, заговорщики вынесли его на двор. Увидив отсечённую голову своего врага, князь вовсе не расстроился, а наоборот, приказал воткнуть её на пику, после чего отряд проскал почти четыри мили, пока её не бросили в придорожное озеро. Можно только догадываться, когда в самом Гродно узнали о том, что происходило на противоположном берегу!
Дальнейшие события по своему повлиял на историю всей Восточной Европы: неудачное восстание, очередной виток русско-литовских войн, штурм русскими войсками Смоленска, битва под Оршей, наконец, появление на свет сына племянницы Михаила Глинского, вошедшего в историю под именем царя Ивана Гроздного - всё это звенья одной цепи.
И где-то в начале её, на автобусной остановке, стоим мы с вами, да же не догадываясь об этом…
Добавлено: 02 Август 2012, 07:44:46
Колдун Максим Знак
Стоял январь 1691 года. Гродно только-только начала отходить от ужасов последней войны, когда вдруг среди горожан поползли слухи, что в городскую Ратушу доставили чародея из пригородного Коханова на инквизицию. Рассмотрением дела занялся войтовский суд в составе Петра Павловича Шулевского, вознога Семёна Балицкого, писаря Адама Казакевича и Еранима Кучинского. Город замер, буд-то ожидая чего-то.
Страшное по тем временам обвинение в колдовстве пало на подданого гродненских бригиток Максима Знака. Против него паказал местный шынкарь Семён Юхальский с женой Агнешкой Бураковной на “околдование вышеупомянутых особ с детьми и целого дома” - так, по крайней мере, звучала запись в книге актов войтовского суда города Гродно. Сам Знак упорно утверждал, что “ничего более не понимает, а только умеет подуть, если у кого-то болит живот”.
Роль посредника взял на себя эконом бригиток Станислав Вербицкий. Дело должны были рассматривать согласно тогдашнему обычаю. Если после трёх пыток, оставаясь в сознании, Знак своей вины не признает – Юхальский должен был выплатить денежную компенсацию в пользу бригиток. Если же Знак признает выдвинутые против него обвинения, то должен быть “созжённым в лом”.
Суд приступил к пыткам. И тут отличился гродненский палач – хватило и одного раза, чтобы Знак признался, что бросил проклятие на шынок Юхальского: “плюнул и проклял теми словами, что, как слюна исчезла, так и они бы исчезли”! Более того! “Адчинить свои чары”, то есть, снять заклятие, сам колдун был не в силе. Вместо этого, Знак выдал имена своих соучастников. В первую очередь, арендаторку вторго шынка – Польки Жидовки. Это она подослала ведьмака, “чтоб пана Юхальского заколдовал и так сделал, чтобы пиво скисло, и чтобы сам высох, и жена его, и дети, и чтобы с дороги не свернул, дала ему битый таллер...”. Взамен тот давал чародейские советы и поучал шынкарку секретной “похвалке”, то есть – проклятию...
Стало понятно, что город оказался перед угрозой дъявольского заговора! Суд приказал продолжить пытки, с целью выкрыть как можно большее количество колдунов. Ждать пришлось не долго. Уже во время первого допроса, Знак рассказал про некого человека из Липска, который был в состоянии наслать на людей сухоту и заставить скиснуть пиво на расстоянии! Была ещё Буслава с Коханово, которая “умела малым детям вредить, от коров молоко отнять, вредить в шынках, а так же имела способность летать”; Патейку из Путришек, который “передом и задом ходил и головой крутил”; про “бабу Пухнову из Каплиц”, што делала отвар на травах; некого рыбака Романа; про шляхцянку пани Судзицкую, которая “к дубу ходила и ножами долбила и в те дыры шептала”, а всем жителям Коханова будто бы угрожала: “При мне в Коханове родило, а без меня ни овощи, ни урожай родить не будет”!
Но самым страшным и опасным из всех, оказался некий чародей Расол из Вертелишек (Вярцелисак) – “лучший и страшный чародей, так как умеет на детей болезни наводить, у коров молоко отобрать и в шынках вредить. Он имеет такие зелья, что перед каждым судом и властью любой из нечесного дела свободным выйдет”. Росол с некой Банкеччай летает на гору Роспну, где стоит волшебный столб. Это он свёл в могилу Юзефа со двора пана Мнишека, который не дал Росолу пива.
Вторая и третья пытки Максима Знака прошли при “немалом народе”, но ничего нового не открыли. Выдать остальных он соглашался только при условии, если будет схвачен сам Росол. По приказу суда, чародей был связан и брошен в подземелье гродненской Ратуши. Но Гродно уже охватил ужас. Нашлись даже свидетели, которые собственными глазами видели самого Росола. Будто бы тот, появившись в городе, обошёл вокруг Ратуши, где был в заточении Знак, после чего сказал, обращаясь к присутствующим: Ничего из этого не будет, пускай его даже испекут, ни в чём не признается”...
На этом месте актовые книги обрываются, а мы можем только догадываться, каким образом дальше развивались события и состоялись ли новые процессы, уже против тех, на кого показал под пытками Знак. Что касается самого чародея, то согласно законом того времени, он, скорее всего, как человек, признавшийся в колдовстве, был заживо созжён на костре...
Добавлено: 02 Август 2012, 08:46:24
князь Владислав Друцкий-Любецкий
[/b]
Бывшая королевская резиденция, переданая российской императрицей «за заслуги» генералу Рубану и позже проданная князю Францишеку Ксаверию Друцкому-Любецкому, дворец Станиславово и сегодня хранит много тайн. Одна из них – это трагическая гибель хозяина имения, князя Владислава Друцкого-Любецкого…
1 мая 1913 года на страницах «The New York Times» появилось сообщение под громким заголовком: «Аристократ обвиняется в убийстве: барон Биспинг, богатый землевладелец, подозревается в смерти принца Любецкого»! Преступление в высших сферах всегда вызывало кривотолки, а тут речь шла о представителях самых знатных родов, связанных кровными узами с Радивилами, Замойскими и, даже, с Бурбонами! В воздухе запахло сенсацией.
Но то, что вызвало интерес в далёкой Америке, привело местные высшие сферы в настоящий шок. Только что закончились громкие процессы по делу Браян де Ласи, …, и вот новый удар по репутации аристократов.
Владислав князь Друцкий-Любецкий родился в 1864 году. Был внуком бывшего министра финансов Королевства Польского Францишека Ксаверия Друцкого-Любецкого. Учился в Дерпте. Женился на Марии Замойской, от которой у него было четверо детей: три дочки - Мария, Янина, Терезу и сын Ян. Владелец многочисленных имений на Гродненщине и Полесье. В 1907 году был президентом (?) Гродно. Являлся основателем и первым председателем Товарищества автомобилистов Королевства Польского.
Тридцати трёх летний Иван Иосифович Биспинг, католик, владел имением Массаляны под Гродно, был одним из управляющих делами Северо-Западного товарищества винокурения. С Друцким, которому было чуть больше сорока, Биспинг был женат на двоюродно-двоюродных сёстрах.
Найдя в лесу брошеных лошадей, тревогу подняла обеспокоенная прислуга. Лакей князя – Константин Зданович, показал, что тот: “...Был человек очень добрый, горячим и могшим вспылить, и долго зла он не мог помнить. Образ жизни князь вёл самый умеренный, водки и вина не пил, как и не играл и, на сколько мне известно, за женщинами не ухаживал. При добродушном характере и благосклонном отношении ко всем людям, я не думаю, что у князя были какие-либо враги из прислуги”... “Я перешёл к князю от Ивана Биспинга, где был лакеем два года. Биспинг хотя тоже мог раздражаться и горячиться, но отличался задумчивастью, был большею частью в грустном настроении и к людям относился сдерженно, отчасти высокомерно... Отношения между покойным князем и Биспингом отличались большею приязнью.. Князь не любил открытой общественной жизни и больше интересовался хозяйством, лесами и финансовыми делами”. Другой свидетель назвал Биспинга – угрюмым, неразговорчивым и необыкновенно религиозным... После смерти первой жены Биспинг женился на вдове князя Радзивилла. Вскоре у него родилась дочь.
Ещё в 1900 году князь купил имение Тересин в пятидесяти верстах от Варшавы, куда особенно любил приезжать.
В два часа ночи 9 апреля 1913 г. судебный следователь Сохачевского уезда Сохачев получил от жандармского унтер-офицера станции Сохачёв сведенье, что накануне – 8 апреля вечером в гмине Шиманов, в парке имения Тересин было найдено тело владельца имения князя Владислава Друцкого-Любецкого. В парке, а скорее – в лесу, примыкавшему к имению, к юго-востоку от барского дома, в шагах тридцати от лесной дороги от Германского шоссе к княжескому дому. Князь был одет в охотничий костюм: жёлтые гетры, зелёная куртка, Бронзовы туфли. Его голова лежала опёртая на шапку, рядам валялись трость и очки князя.
Рядом лежали открытые часы с оборванной цепочкой и ключ к ним. Часы остановились и показывали время – 4.15. При вскрытии трупа присутствовал сам Варшавский губернатор барон Корф. Предполагалось, что жертве было нанесено несколько ударов и выстрелы из револьвера малого калибра. Личные комнаты князя в имении тут же были опечатаны.
Приехав в гости в имение по приглашению князя, тот как раз вернулся из Петербурга, на следующий день они в двоём отправились на прогулку на паре лошадей, чтобы довести гостя, который торопился на поеззд, до станции. На первом допросе Биспинг показал, что по дороге в лесу их остановили двое мужчин, которые по внешнему виду напоминали крестьян. Они обратились к князю, на что Друцкий попросил Биспинга подождать немного, пока он переговорит. Однако, согласно последнему, видя, что он может опоздать на поезд, Биспинг попрощялся с князем, поцеловавшись и пешком отправился к железнодорожной станции. Работовшие рядом с лесом крестьяне слышали два выстрела и сдавленный крик. Биспинг ничего этого не слышал.
Ещё одним подозреваемым был бывший егерь Франц Гралль, служивший ранее в Щучине и посылаемый князем для устройства фазаньей охоты. Был уволен вследствии того, что “начал пить, обленился и перестал служить как следует”. Сам Гралль был очень недоволен свои увольнением.
Жена покойного – Мария Здиславовна Друцкая-Любецкая, показала, что “не может найти ни одного мало мальского основательного предположения о причинах убийства мужа”.
Вдруг неожиданно всплыла история со стрихнином. Князь Друцкий имел привычку пить холодный чай, который ему наливали заранее в чашку. Приблизительно год до убийства, во время чаепития, сделав один глоток, князь обратил внимание на горький привкус напитка в своём стакане. Биспинг, который был тогда в гостях, несколько раз хлебнул из его стакана и то же почувствовал горечь. Позже химический анализ показал, что в стакане князя был стрихнин, однако сам Друцкий не стал из этого раздувать скандал. Правда, тогда в доме был ещё и сын егеря – Анатоль Гралль, который так же заходил на кухню. Ситуация с чаем повторилась ещё раз – и сново в присутсвии Биспинга.
Через неделю после смерти Друцкого неизвестный забрался к нему во дворец. Судя по всему, злоумышленник, если он был один, искал документы. При этом, однако, исчезло несколько пистолетов иностранного производства и связка кораловых бусс, которые князь собирался раздать месной службе.
Сам арест ординатора Биспинга вызвал настоящую сенсацию, тем более, что через свою вторую жену – княжну Радивил, он был связан родственными узами с самыми влиятельными европейскими династиями!
Следствие длилось почти год. Главный мотив, который рассмтривался, был материальные интересы. Заседание суда открылось только 18 мая 1914 года и на удивление, не вызвало среди общественности ожидаемого интереса. Обвиняемого защищали три адвоката, в том числе – Тадеуш Врублевский ( в личном архиве последнего, в Вильне, до сих пор сохранились судебные дела ).
В чашке чая князя был установлен стрихнин.
Биспинга так же обвинили в подделке векселей князя на несколько сот тысяч рублей.
На суде появились свидетели, которые будто бы видели Биспинга с револьвером в лесу рядом с Друцким!
Навещая своё имения, князь Друцкий-Любецкий, обычно, отдыхал от дел. «У меня их достаточно в Щучине!» - говорил он.
Одновременно, в судебных кулуарах ходили толки о том, что настоящий убица князя прислал по почте собственноручное признание, в которм объяснимл содеенное своими революционными взглядами…
Niemałą sensację budzi wiadomość kolportowana w kuluarach sądowych, jakoby zgłosił się listownie "prawdziwy morderca".
Подозрения относительно Биспинга на суде подтвердила и дочь убитого – Мария.
Самые высокопоставленные особы из аристократической сферы высказались с лесными отзывами о личности ординатора.
Выступая перед судом сам Биспинг, присягая на могиле родителей и своей первой супруги, поклялся в собственной невиновности.
Пули в теле убитого совпадали с калибром маузера, найденного у ординатора.
Профессора медицины – Таранухин и Косоротов, категорически разошлись в своих взглядах. Один однозначно утверждал, что найденный на убитом волос принадлежит ординатору Биспингу, тогда как второй называл подобную однозначность – абсурдом.
Кроме того, разошлись во мнениях и эксперты-графологи: одни утверждали, что что подписи на векселях были подделаны, тогда как другие категорически выступали против подобного вывода.
В заключение прокурор сказал: «Наверняка, когда вы вынесете суровый и обличительный приговор, в некоторых сферах зазвучат голоса полные неудовольствия, и в вашу сторону … неудовольствия. Однако, пройдите мимо них с поднятой головой и чувством выполненного долга. Наступит многовение, в которой все глаза обратятся к правде».
В тюрьме у него родился второй ребёнок.
Наконец, 13 июня 1914 года прозвучал приговор - лишение всех прав и привилегий, конфискацию имущества и четыре года арестанских рот. Но уже через неделю он был выпущен под залог в 100 тысяч рублей.
Член суда Гаврилов выдвинул votum separatum, считая, что Биспинг совершил спланированное убийство.
Векселя, якобы, были выставлены для дачи взятки российским чиновникам с целью выгодной замены гродненских владений, идущих под строительство фортов. Якобы, чтобы замять дело из Петербурга прислали наёмного убийцу.
Появились сплетни о неких «романтических» отношениях князя с матерью и сестрой Граалей.
Дошло до того, что ссылаясь на сеанс медиума, вызывали дух самого убитого, который утверждал, что он пал жертвой заговора: его убили евери, которые хотели получит редкий экземпляр Талмуда!
Апелляционный суд в Варшаве в 1926 году признал Биспинга виновным в убийстве в состоянии аффекта и вновь приговорил к заключению – на этот раз на 2,8 лет.
Кроме того, против Биспинга было возбуждено второе дело о расстреле местных крестьян весной 1919 года, однако, тут он был полностью оправдан...
Уже через год Верховный Суд отменяет предыдущее решение и дело об убийстве князя вновь открыто. Через 15 лет после убийство медецинская эксперты Леона Ваххолца и Гржыво-Дамбровский опровергли доводы против обвиняемого. 5 мая 1928 года тот был полностью оправдан!
Дело об убийстве Друцкого было одним из самых длинных процессов на территории Королевства Польского.
Добавлено: 02 Август 2012, 09:48:30
Казимир Цвирка-Годыцкий
Вряд ли эти вчерашние гимназисты знали человека, освобождать которого во имя возрождения Польши они пришли. Несколько юношей из местной польской военной организации с револьверами в карманах пряталось за деревьями на склонах Швейцарской долины вдоль Городничанки. Место было выбрано с таким расчётом, чтобы было легче ускользнуть в случае погони: по своеобразной гродненской традиции, засада ждала на узника и сопровождавшего его охрану из солдат белорусского эскадрона рядом с мостом. Однако всё вышло иначе…
Да же сегодня, фигура Цвирки-Годыцкого остаётся одной из самых таинственных в истории белорусской Городни. Ему было около тридцати. Недоучившийся студент Краковского университета, бывший служащий. Один из его знакомых высказался о нём так: “…Молодой, спокойный, политикой занимался мало”.
По иронии судьбы, белорусские кавалеристы этапировали человека, которому в своё время премьер-министр Белорусской народной республики поручил формирование военных частей. Речь шла о посылке Цвирки-Годыцкого на юг, для работы среди белорусских беженцев, остовавшихся на тылах армии генерала Деникина..
Однако, вместо этого, Казимир Цвирко-Годыцкий отправляется в оккупированный немцами Гродно, где открывает культурно-образовательное товарищество «Лучына» и ставит несколько спектаклей. Здесь он некоторое время жил в одной гостинеце с главой белорусского правительства и даже праздновал вместе с белорусскими министрами новый год…
А потом К. Цвирка-Годыцкий неожиданно исчезает из города, чтобы внезапно появиться в Варшаве. В это время в столице Польши проездом оказался один из белорусских деятелей - капитан Белевич, который случайно на вечере в местном политическом салоне встретил своего бывшего знакомого в окружении представителей польского Генштаба. Правда тот, увидев приятеля, поспешил скрыться. Когда Белецкий начал наводить справки, то к своему огромному удивлению услышал, что Цвирка-Годыцкий – ни многа ни мало, а глава белорусской делегации, прибывшей просить польское правительство… присоеденить Беларусь к Польше!
И действительно. 23 марта 1919 года К. Цвирка-Годыцкий от имени будто бы состоявшегося в Новогрудке Белорусского краёвого съезда направил польскому премьер-министру И. Подаревскому обращение. В нём, среди прочего, утверждалось, что “существование Белорусской государтвенности – невозможно”, поэтому Беларусь “в своих этнографических границах” должна войти в “тесный союз с Польской Республикой”. По этой причине, представители съезда и обращались к польскому правительству с просьбой сделать все необходимые шаги для установления “совместной политической жизни белорусского народа с Польшей”! В условиях полной политической неразберихи и хаоса, царивших на территории бывшей Российской империи, такое заявления звучало достаточно правдоподобно, а значит предоставляло право Варшаве выступать от имени белоруссов перед лицом союзников на мирной конференции в Париже.
Не теряя времени, Белевич поспешил передать эту новость командующему Первым белорусским полком в Гродно. Остававшийся здесь Василь Захарко от имени правительства БНР опротестовать заявление “белорусской” делегации, а сам К. Цвирко-Годыцкий, после своего возвращения, тут же был посажен под охрану в бывшем архиерейском доме. Одновременно, под белорусскую камендатуру было реквизировано помещение и самого товарищества «Лучына». 7 апреля тот же В. Захарко, желая предотвратить конфликт с оккупационными властями, обратился с письмом к немецкому коменданту Гродно, в котором объяснял, что «белорусский гражданин Казимир Цвирко-Годыцкий был ...арестован за государственную измену». Немцы не возражали…
Тем временем, польский комиссар в Гродно Станислав Ивановский получил от Генерального штаба задание любой ценой освободить белорусского деятеля и доставить того в Варшаву. Собственно, скорее всего С. Ивановский с самого начала был организатором всего представления с посылкой делегации и обращением, по крайней мере, так он сам позднее писал. На стороне же белорусского правительства выступила Литва, сама оспаривавшая права на Гродно! Арестна следовало доставить для суда в Ковно, чтобы тем самым на конференции в Париже можно было опровергнуть польские притязания…
С. Ивановский, узнав о времени отправки К. Цвирки-Годыцкого, решился на крайний шаг. В его распоряжении было несколько человек из числа подполья, так называемой Польской военной организации. Проблема было лишь в том, что самые боеспособные и взрослые его члены давно уже перешли линию фронта и влились в ряды регулярной польской армии, тогда как в городе оставались преимущественно подростки. Им то и предстояло взять в руки оружие.
Вот тогда, наверное, вперые во имя независимости Беларуси и пролилась кровь на гродненскую брукованку. Всё произошло мгновенно. Возле дворца князя Четвертинского, там где сегодня военная комендатура, завязалась короткая перестрелка, гулким эхом пргокатившись по испуганному городу. “Пэовяки” попытались остановить арестанскую карету, но у них ничего не вышло – скорее всего, дала о себе знать разница в силе сторон. Один из наподавших – Ян Зардинский, так и остался лежать на городской мостовой убитым...
Конец у этой истории получился неожиданным. Так или иначе, К. Цвирка-Годыцкий был доставлен в Ковно, где просидел ещё несколько месяцев в тюрьме. За него да же вступился английский дипломат, посчитав того за “узника совести”. Затем состоялся суд с участием представителей белорусской стороны, на котором подсудимый в итоге оказался … оправдан!
А ещё раньше, в Париже польские дипломаты, ссылаясь на то самое обращение К. Цвирки-Годыцкого, заблокировали участие в переговорах делегации БНР, оспаривая её легитимность. Круг замкнулся.